«Вечность…  Нежна и царственна, «не различает дней», живет одним уже наступившим Праздником». — Архиепископ Иоанн Сан-Францисский


ПРОГУЛКИ ПО АЛЛЕЯМ ВРЕМЕНИ

                Нежность – таинственная ткань Любви

   — Короче, антик ушел.  Граф велел заказывать саван,  если не вернем. Гопник  залетный нашу телку обнес. А, может, сама отдала. Такой вот расклад.

   — Ты нашел залетного?

   — Сам с ним разбирайся. А то  будешь Пестрого на кладбище  догонять.

   В трубке раздались короткие гудки. Умеет Сизый  гулять по ушам. Жизнь сволочная: того и гляди шею вскроют ни за что.

   Серая осенняя хмарь лезла из всех щелей. Сплюнул на мокрый асфальт, легче не стало.  Куда теперь? В чужом городе не облажаться бы.





   Справедливости ради нужно сказать, что украденное колье  таинственным образом каждый раз возвращалось назад к своим владельцам.  В семье хранили предание о том, что оно было некогда подарено Великим Драконом одной из самых «первых бабушек» моего  рода на свадебную церемонию.  Шутка, наверное. Но сказки  раскрашивают  жизнь.

    Хранить колье  в шкатулке  вместе с остатками прежней роскоши, чудом уцелевшей после  войн и революций, было неразумно. Но кто сказал, что все обладают расчетливым умом? Мой инстинкт выживания раз и навсегда подорвала излишняя родовая опека.  Хотя… Эту загадочную историю лучше начинать рассказывать по порядку.  Иногда детектив похож на фантастику, а  фантастика в чем-то сродни  детективу. Возможно,  эти  таинственные пространства ближе друг к другу, чем думают люди… Итак… Меня зовут Анэля и я первой начинаю рассказывать эту историю.

    Каким непостижимым образом дух любознательности  привел  меня  в социальные сети, я до сих пор не понимаю. Виртуальное пространство, как продолжение технократического развития цивилизации —  тот мир, который никогда не был моим. Я за всю свою жизнь не сыграла ни в одну  компьютерную игру, не переписывалась по электронной почте и тем более ни с кем не знакомилась в социальных сетях. Почему? Гораздо уместнее спросить: «А зачем?». В моей  жизни хватало друзей, событий, интересных дел и прекрасных возможностей для того, чтобы получать удовольствие  от реального мира. Честно говоря, я бы ни на минуту не задержалась на  этой искусственной территории, если бы…

    Каждый человек при рождении получает свой дар, даже если  поначалу об этом и не догадывается.  Отыскать его внутри себя и развить  – один из смыслов  человеческой жизни.   Мне  достался  именно тот, который в условиях Земли  был  желанным, но отвергнутым из-за тяжести ноши. Душе назначили  любить.  Как и у каждого дара тут имелись  лицевая и изнаночная стороны.  Чтобы не вдаваться в подробности, замечу –  бегство от любви каралось смертью не только физического тела, но и  души, потому что оценивалось, как отказ от подаренной жизни. Самостоятельно  подменить любовь, выдавая за нее что-то иное — безуспешно. Вселенную не обмануть. Одним словом, как и во многих мирах, здесь на Земле, восходить в полноту Любви требовалось мучительно и долго.  Страдать же от собственной незрелости люди  не желали. Это и стало  преткновением, и наказанием, путаницей и подменой.   Жертвенность назвали  жертвой, милосердие заменили на справедливость, духовность – на физиологию…  Присланный  жить в энергиях любви, попадал в потоки  уныния, тоски, гнева, ревности, зависти и далее по демоническому списку. Так попадает свежий огурец в бочку к соленым. Сможет ли он не просолиться со временем? Сможет ли сохранить изначальные свойства? Любящий   не мог  нарушать обещаний,  обманывать,  предавать, использовать других, служа самому себе. Дела любви высоки и велики, они не выставлялись напоказ, не ждали признания и славы, о них не трубили на площадях. Это было то тайное,  что преображая собой  мир  становилось очевидным лишь по результатам.

    А потом случилась беда. Души на Земле сознательно начали отказываться от дара любви. Потому что он мешал выживанию. А верные ему   становились изгоями, обреченными на одиночество. От них отворачивались: ведь рядом с любовью, правдой и красотой непросто творить неправедные дела.  На любящих ставили клеймо:  не от мира сего…  И дар превращался в  испытание.

    Моя бабушка каждый раз вздыхала и с нежностью спрашивала: «Деточка, милая, как же ты жить собираешься с такой доверчивой душой?». В детстве  меня это  удивляло. Я была уверена, что все  люди не от мира сего.  А вот с какой целью нас  собрали  именно на этой планете? Сложный вопрос для  ребенка.
На  Земле часто говорили, что дети  бывают злы и жестоки. Да ничего подобного. Им просто очень трудно выживать в мире взрослых, опять же потому, что  тотально не хватает любви. Детям она нужна, как воздух. Не сюсюканье, не изобилие игрушек, не обучение тому, как выживать… Нет! Детям нужна такая любовь, чтобы они видели, слышали, поняли и приняли, что мир вокруг – это красота, счастье и  радость. Что он безопасен и способствует лишь их развитию во благо всем остальным. Много на планете таких семей?  То есть тех, кто дает эти ощущения и цели детям с самого рождения?   Ответ на этот вопрос я получила в отрочестве и он меня очень огорчил. Таких семей крайне мало.  У меня же была именно такая. В раннем детстве, пока живы были бабушки, прабабушки, тетушки и дядюшки, одним словом, целый клан родственников, где все не лицемерно любили друг друга, я росла  в мире  света  и безопасности. Зачем такому ребенку телевизор или компьютер?  Они, мои славные, по-доброму ворчали друг на друга из невозможности поделить между собой девочку, которую обучали и музыке, и живописи, и поэзии, и просто искусству быть счастливой. Меня не коснулись революции, трудности перестроек, голод и холод, потому что все они, дорогие, старались  делать так, чтобы я до совершеннолетия понятия не имела, что кроме бабочек в пространстве планеты водятся и клещи.  Хорошо ли? Безусловно. Их любовь  стала  моим главным ресурсом и личным банком силы.  Род заложил тот пространственный дом, куда я могла возвращаться, чтобы лечить раны нелюбви, полученные во взрослой жизни среди людей.

   Блаженная… Так впервые  назвала меня заведующая редакцией химии в издательстве «Мир», куда я была прислана после распределения по  окончанию уче6ы.  И молодой блаженный специалист улыбался ей, потому что думал, что быть именно таким очень хорошо. Первый трехтомник о великих химиках девятнадцатого века принес юному редактору не просто популярность, а в известном смысле удачу. Переводчики выстроились в очередь, чтобы мы  совместными усилиями продолжали начатое дело. И здесь впервые, внутри  редакции, я столкнулась с доселе неведомой для меня болезнью человеческой души: с завистью.  Ее пули  болезненны, а ранения опасны.  Снайпер не подозревал о вселенском  секрете: мучая душу другого, человек отнимал благо у своей собственной. Но как  донести  это знание? Я тогда не понимала.  Простреленное  физическое тело можно починить.  В прострелянной душе рубцов не бывает. Остается полое пространство, дыра… А со временем во что может превратиться душа?

    Шли годы, переводы из класса в класс.   Я училась  читать жизнь, как книгу, написанную кем-то из изначальных в преддверии времен. Но чем больше ходила в пространстве горизонтальной реальности, тем труднее становилось двигаться дальше. Это было похоже на то, как исчезает кислород и становится нечем дышать. Я узнавала, что  один  должен сильно пострадать, чтобы другой сумел  так же сильно порадоваться. Что  один человек мог устранять другого, чтобы выжить самому.  Люди убивали тех, кем не могли управлять или с кем не могли справиться.  Самым сложным оказалось принять то, что нельзя спасти, не избравшего спасения. Свобода выбора при незрелой душе – самое непосильное испытание для людей. Тогда впервые я задумалась, отчего на Земле так много молодых, одаренных, особенных, ушедших болезненно рано.

    Вселенная терпелива, если ты продолжаешь идти избранной дорогой, вопреки всем трудностям и падениям. Помощь приходит в тот момент, когда кажется, что силы закончились, что больше нет смысла в движении дальше.  Так открывается Путь  по вертикали. Перейти с горизонтали на вертикаль – это увидеть и принять, что человек создан для того, чтобы его любили, а не использовали. И когда он каждой клеточкой поверит в то, что любим, тогда и начнется его личное восхождение на вершину Смыслов Бытия, исчезнут страхи, духовная слепота, душевная леность. Он поверит в смысл собственной жизни и станет менять пространство, творить, возвращая свою потерянную изначальную природу. Будучи совсем юной, я чувствовала, что любить может только тот, кого любили и тем самым обучили этому спасительному свойству.



   ШТУРМАН АМАН
                Наблюдающий создает наблюдаемое своим наблюдением.

   Разрешите представиться: Штурман  Аман.  Это мой писательский  псевдоним.  Но обо мне чуть позже, в процессе описываемых событий.  Даже не знаю с чего начать. А начну, пожалуй, с того,  что ко мне в руки попала флешка с записями из  ватсапа за  два года. И материалы личной переписки за тот же период из соцсети.   Я не сразу понял, какую сюжетную  фишку мне подкинул случай. А когда догадался, то вцепился за идею романа хваткой бультерьера.  А дело было так.

   Жили-были два больших друга – он и она. Вместе учились, вместе и работать начали во ВНИИ МВД России.  Дослужились, он – до подполковника, она до майора. И занимались разработкой методик по обнаружению и поимке маньяков. И ловили, как я теперь понял, да и не одного. Конечно, работали под прикрытием. У него кличка была: «юрист», а у нее «матушка». Двадцать лет они жили двойной жизнью для обычных простых смертных, которые и знать не знали, что под улыбчивой дамочкой и молчаливым бруталом скрывались офицеры-аналитики, пришедшие в МВД  не за деньгами, не за славой, а по убеждениям. Да и я понял это позднее, потому как меня в тайну не сразу посвятили. Случай привел в эту историю небывалый, который  обязательно  ляжет в основу сюжета  рассказа, романа, или повести: как пойдет.

   Мы познакомились на отдыхе в санатории. Я тогда и представить себе не мог, что с виду женственная Наталья стреляет по-снайперски и думает по-мужски. Правда, позже от нее узнал, что она пару раз  прокололась, над чем  Андрей  подшучивал. И каждый случай был связан с аппаратурой или операционной системой. Она программы в уме писала, а делала вид, что не могла в самый что ни на есть дешевый смартфон вставить ватсап или скайп.  Зато отпечатки снимала экстра-класс! Пока ей «помогали».  И в компьютере, якобы, тоже не разбиралась, жаловалась по-женски. Эх, не хотел бы я попасться на удочку этой незнайки.  Она научила меня залетных в сети находить на раз-два. Сама видела их и не убирала. Ждала, что будет. И дожидалась. Говорила пословицей: «не рой другому яму – сам в нее попадешь». Попадали, да еще как. А раньше я ведь  не умел ничего такого. Да и зачем мне? Одним словом, у Акунина есть книга про монахиню Пелагию, которая переодевалась в мадам Лисицину, чтобы раскрывать преступления. А тут все наоборот –  светская  дамочка превращалась в строгую матушку, чтобы никто и никогда не смог заподозрить, что она  на работе.

   Напарник ее был другим. Молчаливый, грозный, со спокойными, и вроде как безразличными  глазами, которые на тебя не смотрели  да все видели, и  с кулаками, под которые я бы попасть не захотел. Только вот случилась незадача: поручили ему параллельное дело,  пришлось  уехать  в очень жаркую страну. Служба.  Она осталась одна, потому что вводить третье лицо на этой стадии разработки было небезопасным. Прикрывали ее, разумеется. Но одно дело напарник, и совсем другое группа прикрытия.  Ребята были надежными, но аналитик – дело тонкое. Ошибиться нельзя. А у бойцов мышцы тренированные, а с аналитикой туговато.  И поэтому, позднее,  ей пришлось взять  себе помощницу,  отлично работавшую в сетях, пожилую даму с несовременным именем Ариадна.  Мне  рассказали, как она в сети отслеживала всякое непотребство, работая в отделе по борьбе с компьютерными преступлениями.  Чморила  извращенцев и мошенников безжалостно. А те и не догадывались, с кем дело имели. В сети ее звали иначе. Да и аватар был с мордочкой смешного животного.  Я пишу и думаю: сколько всего нужно было уметь этим двум дамочкам, чтобы никто так не догадался о подмене. И те, кого они брали на галочку, пуще всего. Поди, до сих пор живут, безобразники, и думают, что развлекались тетеньки. А они работали.

   Не прощаюсь!..




  МУЗЫКА АРИАДНЫ

                Чтобы рассказать о своем сновидении, нужно проснуться.


    Я умею  спокойно  посмотреть в глаза  страху,  ровно  дышать и радоваться жизни. Кто меня обучил?   Простые вещи: озеро,  покрытое  ряской,  смешной вид дерущихся воробьев, глаза собаки, которая носится  по газону за бабочками, задрав от удовольствия хвост,  да и всякие  другие мелочи, составляющие полноценную человеческую  жизнь.  Я всегда  выбираю  мысли,  слова, поступки,  как выбираю  меню обеда, новый фасон платья, украшения для  вечера в театре с немецкой педантичностью и разумностью. Хотите сказать, что я состою из двух взаимоисключающих частей?  Не буду спорить. Человек –  явление противоречивое.

    Меня попросили рассказать по порядку события  этой истории. Исполняю…

    Имя, которое родители вручили  сразу после рождения, было странным и немодным. Лишь в детском саду, воспитательница догадалась сократить его до  Рины.  Позже, в школе, ближе к старшим классам,  оно  было восстановлено, а после окончания института  окончательно обзавелось отчеством. К  настоящему моменту  я —  Ариадна Генриховна  —  занимаюсь социальной психологией и готовлюсь к написанию книги, собирая материал  в соцсетях.  Меня занимают вопросы криминального поведения, насилия, в том числе и в семейных отношениях.  Хочу объединить все случаи в обширный том, обещающий со временем превратиться в научную монографию.

    В этом оазисе для самовыражения, который именуют интернетом,   человечество поделилось на группы, большие и поменьше, по интересам и по реализации душевных программ.  Нельзя объять  необъятное, поэтому мой  выбор дополнился темами  женского одиночества; подросткового неумения плавать среди взрослых особей; мужских сообществ, образующих группы неудачников и, в противовес им,  —  брутальных Дон Жуанов, опять-таки из той же серии.   Быть неудачником и мнить себя Дон Жуаном практически эквивалентно по результатам.

    Во всех исследуемых группах итоги были плачевными. Одни «Одноклассники» чего стоили.  Статистика бракоразводных процессов сообщала о том, что старая любовь «не ржавеет».  И драмы, разыгрывающиеся  на страничках пользователей, были нешуточными. Жили друг без друга по двадцать лет. Потом встречались в сети и прощай  семьи…

    Решив для чистоты эксперимента восстановить и использовать  свои школьные связи, я пустилась во все тяжкие. Во-первых,  разыскала тех, кто не убежал из страны, не ушел в мир иной и  не отказался от соцсетей в пользу собственного психического здоровья.  Те оставшиеся, которые представляли подавляющее  большинство,  быстро согласились на вечер встреч в школе, но…. Не явились почти в полном составе.  Почему?  Проанализировав переписку, к большому удивлению для себя я поняла, что реальные встречи становились людям  не  интересны.  Их заменяло виртуальное общение, где бывшие  юноши и девушки взахлеб делились своими  успехами и достижениями, а посему  вели себя   неестественно, словно напоказ.  Эту группу я  поместила в файл с надписью: «Неадекватность». 

    Одинокие женщины,  мои  бывшие одноклассницы, изучив рекомендации американских авторов по отлову мужчин в интернете, и вовсе не имели угомона. Зрелище удручало. Не тем, что люди пытались найти партнеров. Оно вызывало грусть тем, что, во-первых, все шло на продажу  —  интеллект, красота, материальные возможности, наличие талантов.   А во-вторых, формула «женщины борются за мужчин»,   казалось, переворачивала всю  суть половых различий в мировой цивилизации. Этих я спрятала в файле под номером два: «Искательницы приключений».

    В соцсетях только углублялось  чувство одиночества, от которого, собственно, люди и пытались избавиться с их помощью. Парадокс? Еще какой!  И  я  начала открытую войну с периодикой. Книги: «Как удачно выйти замуж с помощью виртуального знакомства», «Как удерживать молодого человека в интернете до момента, пока он не сделает предложения руки и сердца», «Как очаровать  бизнесмена с помощью соцсетей»  и  целая куча подобной  «литературы», которая завалила  виртуальное пространство и полки книжных магазинов, подвергалась моей  резкой критике. Статьи-опровержения пеклись, как блины.  Вызывая огонь на себя, что я получила взамен?   Очень жесткие обратные связи. Но они только раззадоривали  мои  исследовательские  наклонности. Так появилась папка под номером три: «Мои оппоненты».

    Но вот однажды  я  добавилась «в друзья» к одной очень необычной, как  мне показалось, женщине.  Словно откуда-то из серебряного века вылетела певчая птичка, пропела что-то не от мира сего и приготовилась лететь дальше, но по непонятным причинам вдруг раздумала и задержалась, с удивлением  рассматривая  чужое для неё  пространство  и странно  живущих в нем  людей.  И произошло нечто…  Каждый день я заходила на ее страничку, переписывалась в личке, наблюдала за тематикой ее постов.   Эта  женщина окружала себя такими странными «друзьями».  Словно  хотела  собрать  всех обездоленных,  несчастных  и немощных под свое крыло. Пыталась греть их  лаской и нежным отношением.  А в ответ, они же, слегка оправившись, шептались за  её спиной, обижая  не просто ложью, но и пачкая  той нечистотой, которая неистребимо переполняла их самих. Что это было?  Так возник файл номер четыре: «Анэля».

    И я принялась  защищать и ограждать  мою Птичку  от поползновений  Дон Жуанов,  склочных «подруг» и циничных молокососов.  К чести науки «Психология»  хочу заметить,  что брать с наскока  столь  эфирную крепость я не решилась.  Птичка могла улететь, и  потеряться  навсегда. Поэтому  я выбрала тактику тихого наблюдения.  Вскоре выяснилось, что  Анэля любила литературу в целом, особенно философской и духовной направленности,  поэзию  и  музыку.  Ни внешняя, ни внутренняя политика  её  не интересовали. Кулинарные рецепты, рукоделие,   открытки  и всякие иные дамские развлечения тоже шли по  боку.  Только стихи, только музыка, только духовные практики.

    Вскоре у нее появились новые «друзья»  поэты.  Двое  выпадали  из признанных канонов традиционных литературных вкусов, да и, пожалуй,   из социальной нормы. Один все время пел об ужасах и страстях, о том, как отвратительна жизнь, о разочарованиях. И, кажется, любил выпить по поводу и без повода. Честно признаться, я понимала, что  его стихи были протестно-подросткового характера, инфантильны, но романтично-заманчивы. Вырастет и изменится.  Другой – был откровенно несносен и опасен.  Как опасно все, что талантливо, но не светло.  Обольститель,  а точнее – натуральный маньяк! От  него  Птичку нужно было не просто беречь, а охранять денно и нощно. Самый худший вариант от поэзии: когда по большей части трудно понять про что написал,  но действует гипнотически!  Да и фотографии, которыми он сопровождал свои, с позволения сказать, стихи,  были настолько эротичны, что я никак не могла взять в толк, куда смотрит полиция нравов.  Третий – казался понятным, и, как мне  показалось, неплохим поэтом. Вот только совершенно  восточного  толка. Он писал туманные, образные стихи, похожие на сны… Птичка им восхищалась.  Изяществом строки, тонкостью мысли, красотой метафор,  чудесной образностью языка. Я наблюдала, и позже пришла к выводу, что последний был не опасен. Четвертый тоже ничем ей не угрожал,  потому что отличался адекватностью  и по-настоящему спокойным мужским характером с выдержкой.  Его стихи я читала с большим удовольствием. И мне стало казаться, что они с Анэлей крепко сдружились. Так появился файл под номером пять: «Поэты».

    И вот однажды случилось чудо. Этот колокольчик из серебряного века вдруг опубликовал свое собственное стихотворение, робкое, не слишком вразумительное по форме, но нежное по содержанию. С чего бы это? На страничке  несносного фрондера-обольстителя тоже появилось стихотворение с намеками на влюбленность. И началось!  У всех нормальных людей романы случаются  весной. Эти двое  запели поздней осенью. Да как!!!  Только и делали, что писали стихи в честь друг друга. Позже я узнала о их переписке в ватсапе и в личке контакта. Если бы на полгода пораньше…

    Нужно было что-то предпринимать.  Решив, что самым верным будет развенчать   поэтический дар несносного самозванца, я  стала писать  Анэле правду об обольстителе-альфонсе и его отвратительных стихах.   Писала и самому обольстителю. Он выдерживал  мой штурм, пытаясь объяснить, что поэт пишет так, как пишет. И, если мне не нравятся его стихи, то я просто могу  их не читать.    Анэля же  проигнорировала все мои  письма.   Судя по опубликованным этими двумя виршам,  роман разворачивался полномасштабно. Я места себе не находила, потому что прекрасно видела, кем был на самом деле этот манипулятор, кровопийца  и словоблуд.  А был он человеком, который цинично использует людей по своему усмотрению и для своей же пользы. На ком-то зарабатывает, кого-то берет в музы до появления следующей кандидатуры.  Первоклассный  психолог,   ловец  доверчивых душ. Бабочки глупые…

    И вот однажды я получила письмо от одного из своих «друзей», в котором он сообщал, что в соцсетях родилась  новая игра.  Несколько мужчин договариваются между собой, находят женщину и делают ставки. Кто из них выйдет победителем, то есть, кому  дама отдаст свое сердце и все прочее в реальности, тот и снимает весь банк. Оказывается, многие разбогатели на этом «бизнесе» и он набирал  силу по мере успешной реализации.  В этот ужасный  день всезнания  я  сидела с  туго завязанным на голове  полотенцем, под валокордином и откровенно жалела, что выбрала свою профессию. Лучше бы изучала антропологию, как и планировала в юности.  Весь масштаб и мерзость того, о чем я прочла, потрясал своим чудовищно пошлым цинизмом.  Продолжать биться за нравственность единолично  мне  уже не представлялось возможным. Были нужны единомышленники. И тогда я  решила вербовать соратников по убеждениям. Их нашлось немного. Во-первых, кто-то вовсе не поверил во всю эту сказочную ерунду. Во-вторых, люди любят сплетни, но не в масштабах крупных проектов. В-третьих, неохота связываться…

    Организовав группу борцов с  уголовно-виртуальной мафией, я тут же написала Птичке большое и вразумительное послание.  В нем недвусмысленно рассказала  ей  правду о чудовищных ставках, которые мужчины делали на дам, как на скаковых лошадей. Я  подчеркивала, что негодяи  искали женщин состоятельных, чтобы те увеличивали благосостояние Казанов  двадцать первого века. А также уточняла,  что цинизм этой ситуации усиливался числом наблюдателей за приемами гнусного и мерзкого  обольщения. Молодые проходили стажировки у старших. Опыт набирался, игра расширялась волнообразно и до горизонта.  Я   была уверена в том, что голос разума возобладает над ромашками в сердце, но …  Она, ни слова не говоря, включила  меня, своего хранителя,   в черный список и продолжала писать нежные стихи возлюбленному лгуну.

    Сдаваться  не хотелось.  Подослав  к ней одного из своих «бойцов» в качестве «друга», я надеялась на то, что рано или поздно  Анэля поверит  в те козни, которые уже, как сеть для лани, были выставлены по ее душу.  «Боец» попытался взять Птичку штурмом, потом измором. Та, занятая своей жизнью, наивно добавила его в друзья, тем самым открыв доступ к личке. И вскоре  мой  адепт  начал  писать  ей  тексты-разоблачения о заговоре обольстителей  против дам. В итоге его постигла  та же участь. Черный список и полное забвение.

    «Глупая моя, милая,  —  писала я в своем дневнике, — ты  и  представить себе  не можешь, как будет больно, когда тебе откроется правда.  Ну отчего ты не веришь взрослому и информированному человеку? Для чего ищешь страданий? Посмотри на себя, только слепой не увидит, насколько ты доверчива и неспособна защитить себя от мерзости того, что с тобой делают. Услышь же меня, выкинь их всех из своей жизни, выброси, как хлам, на помойку, где им и надлежит быть. Вот увидишь, как предсказуемо и  цинично  развернется все в итоге».



   АНДРЕЙ И НАТАША

                Если проблема решаема, то не стоит о ней беспокоиться, если ее                решить нельзя, то беспокоиться о ней бессмысленно



   — Андрей…  Наконец-то!

   — Как ты без меня?

   — Пропадала. Даже не сомневайся.

Хмыкнул, а значит, улыбнулся. Такое редко случается, поэтому ценю, как   праздник среди бесчисленных будней.

   — Буду через три часа.

   — Жду!

   Вечером появится в своей тельняшке. Все думают —  морпех. Мало кто знает, что носит  тельняшки и спецназ ФСБ. Я ждала его около года. Но даже мне – без расспросов.

   В холодильнике поселилось эхо былой памяти о продуктах. Положение следовало быстро исправлять. Мужчину кормить,  да  и себе, наконец, купить цитрусовых. Хватит травиться помидорами.  Зима на дворе. Какие могут быть помидоры с  КПД?

   За что я люблю хорошие магазины? За чистоту и приятные запахи. За то, что продукты умело сохраняются и за то, что при большой проходимости не успевают протухать.  Пока шла к машине, решала куда двинуться. Выбрала Метро. Не знаю, как в других его точках, но ближайший к дому, полностью отвечал моей привередливости. С «Азбукой Вкуса» мы как-то не подружились…

   В магазине уже поселился праздник. Музыка весело играла, елочные игрушки сверкали . Я не писатель и не поэт, поэтому сочинять эпитеты – не мое амплуа.  Пользуюсь штампами. Спешить не хотелось, народу было  мало, до  праздников еще далеко, поэтому, гуляя с тележкой, я позволила себе подольше постоять у витрины с португальскими  портвейнами и выбрала не самый слабый. Андрюшку не удивить. Но ему будет приятно.  Уложила мясо, овощи, соусы, белые грибы, немного рыбы и фруктов в  тележку.  Притормозила возле постельных принадлежностей и добавила пакет с пуховым одеялом.  Про запас, на всякий случай.

   Когда подъезжала к дому, серенький и незаметный  Honda Jazz уже парковался на стоянке. Я знала эту нафаршированную скромность и улыбнулась, как старому и доброму приятелю.  Андрей вышел из машины и сразу направился в мою сторону: чудесные глаза на затылке. Он увидел меня раньше, чем я вывернула из-за угла.  Иногда мне казалось, что этот мужчина обладает круговым зрением, как лесной кулик.

   Сгреб в охапку. Я не маленькая, но рядом с ним чувствовала себя Дюймовочкой.  Сильный, надежный, верный, настоящий. Мой муж. Мой любимый. Мой напарник.  Серые глаза смотрели тепло и нежно. Я знала, что такие минуты – тоже редкий праздник. И не ошиблась. Телефон икнул. И мне следовало тут же  отойти на двухметровое расстояние.  Он коротко ответил. Потом открыл багажник, достал оттуда все пакеты и, кивнув мне, легко понес их к подъезду.

   Мы готовили вместе.  Португальский портвейн  Андрей  оценил.  Этим милым аперитивом не следовало сильно злоупотреблять – слишком сладкий.  По телевизору, который  бубнил в кухне  на канале РЕН ТВ, показывали новую моду для мужчин: кружевное нижнее белье, губную помаду,  колготки со швами, сумочки для посещения театра…

   — Докатились. – Он переключил. – Ну, докладывай, что там у нас по общему делу.

   — Давай не будем портить себе вечер. Ты же знаешь, как всегда делим  на части.  В одной  —  больные, мечтающие о славе или  предоставлении  им политического убежища. Играют в Наполеонов на забытом острове.  В другой  – про тех самых, в кружевах и губной помаде,  в третьей —  про  баб отмороженных и с пистолетами.  В остальных просто тупо зарабатывают деньги за счет других, выставляя счета. Склоки, свары, драки, как на коммунальных кухнях. Между бомжами и то порядка больше. Раньше в это только женский пол играл, по  рыцарской романтике скучающий,  теперь и мужики подтянулись. Кружева на труселях обязывают.  Списки в отделе. Дам завтра. Да, кстати,  я отдала Мареку материал для романа. Пусть пишет.  Мне всей этой  гопотой  заниматься не хочется. А вот кое-что новое есть.

   — Опять в стиле этих козлоногих?

   — Нет. Забудь.  Понимаешь, есть фирма, которая готовит бухгалтеров и очень искусно внедряет их в малые предприятия. Все их отработанные схемы я поняла. Но это только низы. Наверх не пробраться. Без тебя не пробраться.

   — Ариадна в курсе?

   — Она работает в сетях. Ей там разгребать и разгребать.  Бардак больше, чем в реальности.

   — Правильно. Где мутно, там и разводятся.  На самом деле многое связано, Наташа. Пласты в сто этажей. И плодится эта нечисть со скоростью планктона. Да вырастать  не успевает. Скармливают себя друг другу.

   Он подошел к окну. За раздернутой шторой засыпал город.  Я смотрела на сильную, волевую спину, которая в реальности стала для многих людей крепостью. Почему этот красивый, умный, настоящий человек должен заниматься  плесенью? Разгребать авгиевы конюшни  вместо того, чтобы созидать, строить, воспитывать таких же сильных и правильных парней? Почему?

   — Потому что, кто-то должен это делать, Наташа, — ответил он, не поворачиваясь. – И кто, если не мы с ребятами?




    НАТАША И АНЭЛЯ

              Люди постоянно трутся своими личными границами друг о друга…


   — Привет, Анэля!

   — Доброго дня!

Голос  у  Анэли  всегда на удивление ровный. Иногда мне кажется, что случись какой-нибудь катаклизм в планетарном масштабе, она своим ровным и обстоятельным голосом  сможет  успокоить всех разом. Есть такие люди, которые приходят в жизнь не для себя, а для других. И в них обитает некая сердцевина с чем-то надежным и теплым.  Они твердо знают, что хорошо, а что нет, не раскачивают маятник настроений.    Перепады  не про них.  Это очень мудрые и глубокие люди. Человечные человеки, как говорит мой сосед по лестничной клетке, дошкольник Колюня Смирнов.   Именно такой и была Анэля.

    Мы познакомились давно, в юности.   Потом наши судьбы разошлись. После свадьбы нас с Андреем  отправили  в длительную командировку.  И повторно мы увиделись только через десять лет. Больше уже надолго не расставались, разве что я с мужем тихо пропадала на какое-то время по службе, а потом также незаметно появлялась вновь. Анэля быстро привыкла к этому вынужденному  режиму, потому что всегда была  не любопытной и вполне самостоятельной. Виснуть на ком-то – не про нее.  А наша работа к тому же  не предполагала публичности и лишних расспросов.

    — Ты отнесла заявление о пропаже колье с изумрудами?

 Сейчас наверняка думает, что на мне —  погоны.

    — Нет, пока не отнесла.

    — Анэля, в чем дело?

    — Да как-то не до того было…

    Будучи блаженной, как, вполне справедливо заметила Ариадна и поэтому принялась  защищать её от всех, Анэля  познакомилась  в сетях с каким-то интеллектуалом или поэтом, которого самолично возвела в гении. Он морочил ей голову несколько месяцев,  она, непонятно с чего решила, что это лучший представитель человечества, не имеющий себе равных в земном  мире.  Пригласила в гости и в итоге осталась без фамильного колье с изумрудами. Кто виноват?   Хотя, если читать милицейскую хронику – обычный и банальный случай…

    — Напоминаю: ты должна написать заявление на имя  полковника Старкова Сергея Михайловича. В чем проблема?

    — Да помню, Наташа. Но посуди сама:  меня никто не заставлял приглашать чужого человека в гости после трех месяцев переписки в соцсети.  Очень хотела помочь ему разобраться в религиозных догматах и в жизни в целом. Хоть он меня об этом просил косвенно, как я теперь понимаю. Я тогда еще не разобралась в самом глубоком различии между нами. Для меня  отношения были способом выражать своё счастье и  радость от встречи с любовью. Для него —  способом выжать счастье из кого-то, в том числе и из меня.   Он использовал людей как источники счастья для себя. Это было больно. Поэтому сама виновата. Он мне всё истории сочинял,  про  гулящую и ошалевшую от злобы  жену, которая, бросив ключи от квартиры, сбежала из дома с любовником. Роман можно писать про то, как она над ним измывалась. Он жаловался и жаловался. Голодал постоянно. Ел одни макароны. Был даже такой эпизод, когда у него практически отнялась спина. Он сидел на асфальте у подъезда и не мог подняться. Просил ее о помощи. Так она даже не вышла, чтобы помочь. Честно говоря, мне было очень трудно понимать подобную женскую жестокость. Говорил, что в силу своего несносного характера она переругалась со всеми. Считал, что у нее с головой не все в порядке.  Он ее постоянно от чего-то лечил, спасал, а она, будучи инвалидом, продолжала гулять и издеваться над ним.  Жаловался мне ежедневно, чуть не плакал и в итоге с нервным срывом попал в больницу, где его ели блохи от страшной антисанитарии провинциальной медсанчасти. Там даже помыться было негде. Я чувствовала, что во всех его жалобах было что-то странное. Но как я могла на все это реагировать, скажи? Даже если одна десятая оказалась бы правдой, его уже следовало пожалеть. Когда он мне рассказывал про всю свою жизнь, про отношения к нему отчима, я плакала. Вот и  включила программу: подобное целить подобным. Старалась ни в чем ему не перечить. Делать только то, что он хотел и просил. Ты же читала переписку в ватсапе. И видела фотографии, которые он слал вперемешку с букетами.  Его психика была на грани.  А потом, в дополнение ко всем несчастьям, его выгнали с работы. Он собирался лето прожить на берегу реки в палатке, чтобы как-то платить за ипотеку. Одним словом, я встретила человека-трагедию. Чуть с ума меня не свел, заставляя играть сразу две роли: жертвы и матери. Мне эти игры стоили очень большого труда. Зачем же теперь после драки кулаками махать?

   — Анэля, ты на досуге напишешь роман про свое неадекватное поведение в соцсетях, а, особенно, про известные всем, кроме тебя,  игры мошенников. И, как обычно,  свяжешь обыкновенного альфонса с Божьим промыслом. А сейчас, сделай милость,   просто отнеси заявление, чтобы органы могли  открыть уголовное дело. Искать украденное колье будешь не ты. Так что успокойся.  А теперь о хорошем. Андрей вернулся.   Приходи к нам  сегодня вечером. Ждем.

   — Спасибо, Наташа, я приду. Привет Андрюше.




    Зима в городе хороша тем, что рано начинающуюся ночную хмарь, хоть и тускло, но все-таки расцвечивают фонари. Иногда это выглядит даже уютно. Я прошла Гоголевский бульвар почти до середины, свернула на Сивцев Вражек и  замерла у парадного подъезда.  Привратник сработал, как часовой механизм.  Поднявшись  на второй этаж знакомого дома, подошла к гостеприимно распахнутой двери.  Андрей, был рад, как обычно, поздоровался глазами и легкой улыбкой, снимая с меня осеннее пальто. Из гостиной доносился немного скрипучий и незнакомый голос.

    В большом и удобном кресле, уютно устроившись напротив Наташи, сидела миниатюрная пожилая дама в черном английском  костюме с единственным украшением: поверх отложного воротника  белой пеной выступало кружево французского жабо.  Лицо покрывали мелкие морщинки, что часто наблюдается у женщин худых с тонкой кожей. Седые, слегка вьющиеся волосы были аккуратно забраны в объемистый  пучок.  Казалось, что она пришла из какого-то модного журнала, но… прошлого века.

    Наташа приветливо улыбнулась:

    — Знакомься, Анэлечка, это Ариадна Генриховна,  урожденная фон Герц.

Меня  осмотрели умные и внимательные глаза.  Судя по пронзительному  взгляду она, как и Андрей с Наташей,   принадлежала не к литературной элите столицы.

    — А мы заочно знакомы, — приветливо произнесла загадочная гостья.
Её слова меня озадачили.

    — Не смущайтесь, Анелечка, в соцсетях вы знали меня давно.  Мы с вами состояли в довольно долгой переписке, пока вы, по вполне понятным причинам, благополучно не отправили меня в черный список.

    Однако…

    — Простите, Ариадна Генриховна,  я в последнее время отправила в черный список целую армию подписчиков и друзей. В последний год кто-то упорно пытается донять меня ежемесячным взламыванием странички. И я не понимаю, кому это нужно. Мне писали очень много неприятного в личку, слали недвусмысленные комментарии, всего не расскажешь… Знаете, такое чувство, что кто-то с завидным упорством решил портить мне жизнь. Возможно, и даже, скорее всего,  этот человек психически болен.  Не знаю, как иначе объяснить подобное поведение.  Я же не держу виртуального кошелька, не занимаюсь скрытой перепиской. И, уж, тем более не служу в разведке. Зачем я кому-то понадобилась? Может быть, не хватает яркости жизни?    Долго думала, кто бы это мог быть. Не знаю.

    — А, тем не менее, он есть,  дорогая моя, — голос Генриховны прозвучал загадочно, —  я служу в том отделе, который и занимается распутыванием подобных историй. И если вы припомните очаровательную кошечку – мой ник – то сразу же в памяти всплывут и многочисленные письма, которые я вам посылала, чтобы уберечь от событий, не заставивших себя долго ждать.

    Наташа со спокойной улыбкой внимательно слушала каждое   слово. Андрей с бокалом аперитива, будто бы отсутствовал, ничем не выдавая свой интерес к разговору. Но я знала эту отстраненность. Его феноменальная память, поражавшая объемом хранимой в ней информации, не уступала размаху большой советской энциклопедии. Он фиксировал все.  В том числе и нашу беседу.

    — Вы помните, как я уговаривала вас отказаться от дружбы с некоторым весьма сомнительным субъектом? А вы и слышать ничего не хотели? А в результате?

    — А в результате, — вдруг неожиданно сказал Андрей, — нужно открывать уголовное дело в связи с хищением старинного колье с изумрудами. Хорошо, что этот приглашенец за сутки не отжал квартиру и не оформил тебе  прописку на кладбище. Сказочно повезло, Анэля.

    Он встал, прошел в кабинет и через короткое время вернулся с фотографией. На ней было изображено мое  колье, древнее древнего.

    — Это —  из приданого моих бабушек, — объяснила я Ариадне Генриховне.

    — Оно потрясающе… — тихо произнесла пожилая дама. – Анэлечка, мы обязательно его отыщем.

В глазах Андрея я прочла сомнение…




ШТУРМАН АМАН  и  АНДРЕЙ


              Никогда не знаешь, что наступит раньше: новый день или новая жизнь.



    — Андрюха, привет!

    — Привет, штурман! Место встречи не меняем?

    — Все в силе. Давай…

    Время двинулось к восьми вечера. Зима в этом году, похоже, не начнется. Зря переобулся. Шины шуршали по тротуарной плитке жалобно и с намеком. Я, как и многие, ждал снега.

    Андрюха сидел за вторым столиком в углу.

    — Привет! Идем?

Он хмыкнул. И мы двинулись к выходу.

    Каждый раз мы ждали друг друга в нашем кафе, коротая время  с журналом, газетой или ноутом, потому что оба были загружены по уши и не всегда могли контролировать время прибытия. «Место встречи изменить нельзя».  Мы считали себя правообладателями этой присказки, потому что сочинили ее задолго до того, как появился фильм с таким названием.  И каждый раз, встретившись, шли через переулок к моему дому, где в итоге можно было расслабиться и поговорить без свидетелей.

    Под коньячок беседовать сподручней. Но Андрей был  немногословным человеком. С ним впустую трепаться бесполезно.

   — Чего хотел?

   — Слушай, у меня столько нестыковок по материалам, которые от тебя получил, что я пока не могу сесть за роман. Одних копий из ватсапа и контакта  мне мало. Познакомь меня с Анэлей. Сниму вопросы и обещаю бестселлер.

   — Тут не  так просто, Марек. И я пока не могу тебе рассказать все, как есть. Либо ты додумываешь и фантазируешь, либо ждешь окончание следствия.

   — А что, уголовное дело открыто?

   — Нет. Но обязательно откроем. Анэля пока противится. У нее идеалы пацифиста. Можно раздеть до гола и обнести квартиру, а она скажет, что это было решением свыше.

   — А кто у нас выше федералов?

   — Догадайся с трех раз.

   — Господь Бог?

Я таращил глаза так натурально, что Андрюха засмеялся впервые за этот вечер.

   — Она что – юродивая?

   — Это еще мягко сказано, штурман.   Материалов по  делу Наташа собрала достаточно. А эта тютя ни в какую.

   — Знаешь, тогда мне точно нужно с ней познакомиться. Это раритет. А я раритеты люблю. Женюсь, Андрюха!

   — Давно пора. Бери номер ее телефона. Но предупреждаю: Анэля  человек странный. Обнадеживает всем своим наивным видом. Но это лишь иллюзия.  Если почувствует, что ее раскалывают, считай конец истории. Замолчит навсегда.

   — А кто она вообще?

   — Тебе наши данные или стандартную автобиографию?

   — Ваши.

   — Может быть,  по завершению следствия. Да и то вряд ли…

   — Андрюха, ну хотя бы дай ключ.

   — Например?

   — Какая самая большая проблема в жизни Анэли? Её болевая точка?

Он засмеялся во второй раз. Неслыханно!

   — Самая большая проблема в жизни Анэли, ее болевая точка – это сама Анэля.

 Разведчик… И не пошлет, но и не скажет ничего…




    На следующее утро я обдумывал, как мне декорировать новое  знакомство. И решил, что нужно с денек за ней походить. Во-первых, посмотреть, что за экземпляр, во-вторых, познакомиться с её привычками, считать, так сказать, внутреннюю суть. Я попытался  подключить программу слежения за телефоном и тут же получил первый облом. Телефон не отслеживался. Зависало, глючило и показывало практически всегда одно и то же место прописки. Уже  сюрприз. Пришлось начинать с адреса. Узнать его  не составило труда. И я отправился, придумав легенду  распространителя театральных билетов. Анэля дама культурная? Театр должна любить.

    Одноподъездная  девятиэтажка смутила меня скорбно-историческим видом. Читая переписку в ватсапе Анэли с этим маньяком-оболтусом из соцсети, я представлял себе уровень ее жизни иначе.  Дверь мне открыла красивая пожилая  дама в бирюзовом  халате.

    — Здравствуйте.

    — Здравствуйте, — она выжидала продолжения.

    — Простите за назойливость, но в органах соцобеспечения появилась  новая услуга. Вы любите театр?

Дама удивленно подняла бровь и, выждав минуту, спокойно ответила:

    — Да.

Я невежливо всматривался в ее лицо. Анэля? Однозначно нет. Или я вообще ничего не понимаю в женщинах.

    — Я…  Скажите, Вы  Анэля  Лещинская?

 Женщины  после сорока тиражируют эмоции  слишком  явно.  У нее вытянулось  лицо.

    — Нет, я ее родственница. Анэля прописана здесь, но живет  совершенно в другом месте.

    — И она бывает здесь?

    — Да, но крайне редко.

    — А где бы я мог её найти?

    — Я не уполномочена давать адрес.  Простите.

Она готовилась закрыть дверь.  Я понимал, что это провал. Причем, полный.

    — Последний вопрос. А вы давно здесь живете?

    — Давно. Эта квартира принадлежала родственнику Анэли и перешла к ней  по наследству лет пятнадцать назад.

    — Благодарю.  Прощайте. И  извините за беспокойство.

    Я вышел на улицу, сел в машину и задумался. Просить у Андрея дополнительную информацию было бессмысленно. У Наташи —  тоже. Все придется делать самому. А значит, звонить без всякой подготовки.  Кто ты, Анэля? И где ты?



   ШТУРМАН и АНЭЛЯ

                Если вы стремитесь к объятиям, просто раскройте руки.



   — Алло, — певучий голос был именно таким, как я и ожидал.

   — Анэля?

   — Да.

   — Андрей дал мне ваш номер. Могу отнять  немного времени?

   — Да.

Не разгуляешься. Надеялся на щебечущую птичку. А тут, похоже, все односложно…  Пан или пропал!

   — Нам нужно увидеться. Я собираюсь писать роман о вас.

Легкое шуршание, небольшая возня и отрывистое:

   — Да.

Она что там делает? Духов  гоняет по квартире?

   — Завтра вас устроит?  Я буду ждать  в три часа дня у памятника Пушкину на Тверской.

   — Да.

Ну, держись, штурман…   Набрал номер Наташи.

   — Наталья, скажи, куда можно завтра пригласить Анэлю? Она что любит?

   — Анэля любит имя Роланд, — ехидно  намекнула на Чехова майор Наташа.

   — Вы, девушки, что сегодня – белены объелись?

Наталья засмеялась.

   — Марек, а вы сходите с ней в музей Востока.

   — Куда?!

Вот только музея мне недостает!   Но  абонент уже  растаяла  где-то там в эфире.

   В нескольких шагах от меня стоял странный тип. Кожаная куртка, черная вязанная шапочка, джинсы… Как будто бы ничего выдающегося. Но по тому, как он держал в одной руке сигарету, нервно дергал шеей и притаптывал на месте, было очевидно – психует.  Говорил он по телефону  не громко и всех слов я не разобрал, а  только расслышал:

   — Замочили Шныря.

Шнырь?  Что-то меня дернуло подойти чуть ближе.

   — Не нашли. Шнырь аристократом  был.  Беспредел!  Завтра подгребай, обмозгуем.  Тебе чего? – Неожиданно  резко  он развернулся  ко мне. Колючий, недобрый взгляд и подспудное  обещание   в случае чего промеж глаз… Я сделал шаг к нему:

   — Зажигалка не работает. Дай прикурить, братан.

Он оставил мне почти потухший бычок и  быстро шагнул в темноту арки с  Большой Серпуховской улицы.  Я  пошел следом. Двор был проходным и  вёл в  Серпуховской переулок.  Браток исчез, как в воздухе растворился.




    Народу на Тверской мало не бывает. Но у памятника Пушкину влюбленные уже  не встречаются. Времена изменились. Романтизм сегодня не в моде. Неподалеку от меня небольшая группа японцев фотографировала голубя, сидящего на плече поэта. Туристы о чем-то быстро говорили, смеялись и…

    По тротуару, на встречу со мной шла она… Я узнал бы ее из тысячи. Красавица? Это не то… Она настолько отличалась тем, как шла, слегка улыбаясь чему-то своему, внутреннему, как держала голову, как изящно обнимала рукой сумочку из крокодиловой кожи…  Она  несла себя величественно, словно входила в тронный зал… Золотистый мех шубы оттенял каштановые волосы, свободно падающие на плечи. Сегодня редко можно встретить такое изобилие волос у женщины, поэт сказал бы – водопад. Матовая довольно бледная кожа, тонкие черты лица и глаза… Того самого чайного цвета… Лучистые, потрясающие глаза… Сколько ей лет?  Но какая разница?   Есть такие женщины, которые не делают из своего возраста профессии. Не молодятся и не носят спортивной одежды.  В них столько внутреннего содержания, что форма, да простит меня создатель, мимикрирует именно под него. Ты пропал, штурман…

    — Здравствуйте, — я тотчас узнал этот голос.

Что за дела?  Ощутил себя медведем, неуклюжим и огромным.  Она, очаровательно легко сняв перчатку, протянула мне руку ладонью вниз. Сверкнул зеленый изумруд. Всего лишь одно кольцо, изысканным украшением, намекнуло на несомненный вкус.

    — Здравствуйте, рад нашей встрече, — ответил и не узнал собственного голоса. – Позвольте представиться: писатель Марек Потоцкий. Штурман Аман мой псевдоним.

Анэля  надела перчатку и, заметив мое смущение, повела себя просто и естественно.

    — Рада познакомиться, Марек. Как вы планируете провести нашу встречу?

И я, как полный идиот, неожиданно для себя самого вдруг выдал:

    — Может быть, в Музей Востока?

    — Прекрасное предложение.

 Женщина моей мечты улыбнулась ободряюще и тупая неуклюжесть сразу ушла на покой. Рядом с мудрой дамой  мужчина всегда ощущает себя значительным.





    — Ты долго будешь баланду травить, Артист?  Где антик? Ты мне за бабки фуфло хотел толкнуть?

Похоже, прописка на кладбище ждала не только Шныря.  Соврали, что прикроют, сволочи. И пропадать теперь по предъяве придется не за грош.  Взвыл бы от злобы, да раньше времени зубы вышибут.

    — Пойдем, потолкуем, Артист. Ты мне расскажешь,  как камешки вынул да на стеклышки заменил. А потом скажешь, куда стоящие дел, фуфлыжник.

    Губа кровила, сглатывал соленую слюну и кулаки сжимал так, что ломаные ногти впивались в ладонь до крови. Ювелир, это он, сволочь. Завалю!  Удар сзади по голове погасил рваные мысли.





АНДРЕЙ И АРИАДНА


                Манипуляция страхом так же отвратительна, как манипуляция энтузиазмом




   — Андрей, добрый вечер.

   — Спасибо и вам.

   — Я только что узнала, что Шныря приговорили.

   — Уже  привели в исполнение. Свои же и замочили.

   — А кому он скинул колье?

   — Есть версия, что Графа хотели надуть. Артист воду замутил. Жаден до болезни. Дурень, нашел с кем связываться. Граф ему не по зубам.  Как у вас дела?

   — Я тут застряла в аккаунтах. Выявляю мамаш,  ведущих  пакостные странички, имея на попечении несовершеннолетних детей. Списки нужны для органов опеки.  Скоро  справочник буду издавать с переводом на русский язык их мерзостей.   Кого они воспитать собираются? Пока кара небесная не достала, а достанет обязательно,  пусть с ними хоть органы опеки разберутся. Срам один.

   — Ариадна Генриховна, держитесь! На свете много хороших девочек, мальчиков  и вполне вменяемых мам и пап.  Нам, к сожалению,  работать приходится с таким подметным  материалом. Вот и начинает казаться, что вокруг один мрак. Поверьте, это не так.

   — Верю, Андрей, поэтому и работаю ассенизатором.  Созвонимся.

   Я  посмотрела на комп и, махнув рукой,  пошла в кухню ставить чайник. Глаза уже видеть не могли  интернет, наполненный матерщинниками, хакерами, мошенниками и … Лучше умолчу, чтобы не уподобляться.

   Когда долго живешь, то имеешь возможность сравнивать времена и нравы не из журналов и книг, а с помощью файлов собственной памяти. Наверное, в мире всегда существовали темная и светлая стороны. Но баланс, каким-то образом стал нарушаться не в лучшую сторону.  Я  вспомнила разговор с Анэлей в гостиной у  Наташи. Она что-то рассказывала о религиях. Говорила, что западный человек излишне экстравертирован, эгоистичен, заточен на блага во вне, на деньги, власть и насилие. Поэтому религиозное воспитание нивелирует эти качества  через смирение, послушание, кротость.  А  восточная религиозность предполагает очень мало из вне и бесконечно много внутри. Она словно рождена для интровертов. Это больше  люди-созерцатели и наблюдатели. Среди них множество пацифистов, веганов, мыслителей.  Что-то есть в этой  теории. Хочу еще с ней встретится и поговорить. Скучаю. А вот захочет ли она? Имею право на перерыв в работе?   Храбро набрала номер. Долго не отвечали, потом раздался певучий голос:

   — Слушаю вас…

   — Анэлечка, добрый день. Это Ариадна Генриховна. Мы не смогли бы встретиться?

   — Конечно.

   — Вы предпочитаете нейтральную территорию?

   — Мы можем погулять.

   — Лучше посидим  в кафе, в Столешниковом, если  вы не против. Погода совсем не гулятельная. Хмарь, дождь.  Через пару часов?

   — До встречи!





   Оглядев зал в небольшом кафе, я не увидела Анэли и решила пройти к окну. По пути меня нежно тронули за руку. Я с удивлением  посмотрела на  милую даму в широкополой шляпе, в светлом брючном костюме и в очках-хамелионах,  которая приветливо и непринужденно улыбаясь, сидела за ближайшим к проходу столиком.

   — Анэлечка? Ни за что бы вас не узнала.

   — Мне нравится мимикрировать под среду обитания. Я рада видеть вас, Ариадна Генриховна. Что нового?

   — Вор, через руки которого прошло ваше колье, сегодня найден убитым.

Она помолчала некоторое время, пытаясь справиться с  адреналином. И к своему изумлению я увидела ручеек от слез, появившийся на бледной щеке. Она его жалела! Может быть, я и впрямь ничего не понимаю в жизни?

   — Вам жаль его, моя дорогая?

   — Да, мне его жаль, — ответила она  грустно и не сразу. – Бабушка рассказывала, что колье пропадало неоднократно, но всякий раз возвращалось в семью совершенно непостижимым образом.  Ни разу не обошлось без жертв. Словно оно наказывало воров за алчность. Мистика какая-то. Именно поэтому я  предпочитала его не носить.  И ничего не случилось, если бы  оно продолжало лежать в сейфе на сохранении. Я собиралась нести его к ювелиру на чистку, чтобы потом передать…

   — Кому?!

   — Это не имеет отношения к следствию. Все происшедшее случайно.

   — Нет ничего случайного в этой жизни. Жадный до чужих денег, жестокий, лживый,  завистливый так и останется таковым. Говорят же: горбатого могила исправит.
Она задумчиво посмотрела куда-то вдаль, словно видела за окном, не улицу, наполненную пешеходами, а пространство, простирающееся в небо.

   — Люди всегда искали власти. А на Земле деньги дают власть. Этот мир очень несовершенно устроен. В нем  решительно все покупается и продается, Ариадна Генриховна.

   — Не все, моя дорогая. ДНК невозможно купить ни за какие деньги. Именно это людям покоя и не дает. Вы думаете, что демократические революции сняли эту проблему? Нет. Во власть как рвались на протяжение всей истории человечества, так и продолжают рваться. Причем, рвутся те, кто  априори с ней справиться не умеет. А зачем? Чтобы почувствовать собственную значимость.  Вам нужна значимость, дорогая? Нужны поклонники? Аплодисменты? Вы собираете фанатов?

Анэля улыбнулась чему-то своему. Словно мой вопрос показался ей наивно-детским.   Но мои полушутливые слова не убрали с ее милого лица налета грусти. Эта странная женщина искренне жалела тех, кто ее же и обижал. Может быть, поэтому я так привязалась к ней? Нашла то, чего не хватало моей личности,  но я  хотела это иметь? В ней  напрочь отсутствовало лицемерие и тяга к какому бы то ни было насилию. Она никогда и ничего не хотела для себя. Я искала слово, которым могла обозначить тот внутренний стержень, который меня так манил. Может быть, любовь?  Бедная моя… А если это так? То через что она должна проходить в своей жизни? Нашей цивилизации нужно  прожить  еще не одно тысячелетие, чтобы понять и принять любовь. Сегодня же мы, как в средние века,  отправляем любящих на костер и выдаем за правду все, кроме самой правды.

    Мы долго говорили о мистических свойствах  религии. Меня восхищали ее познания. И особенно удивило вот что: Анэля воспринимала религию, как веру. Она прочла неимоверное количество книг, но не поддалась соблазну искать природу  любви от ума. Она чувствовала Вселенную, Бога, Мироздание… Уж, не знаю, каким словом обозначить. И в том, как чувствовала, я видела редкую  красоту. Ее религия была выткана из особо нежной ткани любви. И глубокой боли по изнаночной стороне… Если бы мне предложили придумать для нее должность на  Земле, то  я бы ввела в штатное расписание —   звездный адвокат. Но, увы, обрекла бы на безработицу, потому что подобное для нашей культуры еще слишком рано. Оправдать ВСЁ – нереально.




   НАТАША, АНЭЛЯ и МАРЕК
                Люди злы в той мере, в какой несчастны


   — Я просмотрела твои аккаунты. Анэля, на тебя идет охота. Ты в курсе? Вчера опять вскрыли почту. Я отслеживаю, твои ресурсы за тебя.

   — Догадываюсь.

Она улыбнулась так, словно я сообщила о том, что завтра восьмое марта.

   — И?!

   — Наташенька, незрелые души очень хотят иметь силу, чтобы выгодно отличаться от других, не понимая, что она может их поранить или убить.  Она для них преждевременна. Людей  необходимо защищать от них же самих. Не реакцией зло на зло. А терпеливым отношением  к их немощи. Но не всепрощением. Иначе  не остановятся.  Пусть пока охотятся… А ты собирай материал. Придет время и разберешься. Поставишь в угол.  Ты же знаешь, человек не может принимать чужие истины. И объяснять глубину его  неправоты – преждевременно и бессмысленно. Только время… Помнишь, как один поэт сказал: «Чтоб узнать красоту белой лилии, мало жизни одной».

   — Да помню. А ты не устала от этого?

Она посмотрела на меня удивленно:

   — Нет, конечно. Как можно устать от игр малых детей?

И про хамство, и про беспардонность, и про дикость – как дети… Ох, Анэля, Анэля…

   — Украденное колье.  Два покойника. Возня вокруг тебя. Дети?

   — Уже два?

   — Представь себе, Артиста нашли со свернутой шеей.

Она побледнела так резко, что я испугалась. Но справилась и через некоторое время вдруг тихо сказала:

   — Алчность погубит людей.

   — Алчность?

   — Человек жаден до всего.  Просто пока не осознает этого. Вернее очень мало тех, кто осознает.

   — Значит, нужно объяснять или наказывать.

   — Есть вещи, которые люди не готовы слушать, пока не достигнут некоторой моральной высоты. Они будут стараться мазать черной краской всех вокруг, чтобы самим было не одиноко и не страшно жить в их истинном  состоянии. Рано, Наташа, очень рано что-либо предпринимать. К сожалению.

    Анэля говорила разумные вещи. Но как их встроить в сегодняшний день? В наш день, где силы оружия, насилия и коррупции намного превосходили силу нравственности? Жить же нужно сегодня, а не через сто лет.

   — Знаешь, — сказала она, как обычно, очень спокойно, — я вот думаю, почему по телевидению  часто просят людей собирать деньги на лечение тяжких заболеваний у детей? При этом тут же говорят о падении рождаемости. Согласись,  жизнь каждого ребенка для страны – бесценна. И тем больше, чем быстрее сокращается число народонаселения.  Тут же показывают быт  людей богатых, которые не знают, куда деньги девать.  Почему богатые страны не помогают бедным странам? Почему богатые люди не учреждают фонды для всех без исключения детей, нуждающихся в медицинской помощи? Я часто вспоминаю книгу Стругацких « Трудно быть богом». Там ведь Румата  задается похожими вопросами, пусть и в иной форме.  Просто  мы – очень молодая цивилизация. Пока совсем дикая. Почти не очеловеченная.  Легче сжечь деньги из куража, чем передать на лечение ребенка.

   И что мне с ней делать? Я соглашалась с Анэлей и, одновременно, не хотела соглашаться. Для меня было ближе: «Вор должен сидеть в тюрьме». Но написать за нее заявление в полицию … Кто бы его принял?





   — Позови Баклана.
Граф был в отвратительном настроении. С утра Анжелика орала, как подорванная. Они идут на крестины к свату, а изумруды до сих пор ходят по чужим рукам. А ей вынь да положь надеть их  именно сейчас.  Не терпится булки обтянуть и шею раскрасить.

   В кабинет вошел коренастый парень лет тридцати, рыжий, с оттопыренными ушами.

  — Ну?

  — Да вроде нашли. Наши ментовские подсобили. Только, если они первыми сработают, то мы в пролете.

   — С чего бы первыми?

   — А оно в посольстве. Разрешение на вывоз оформляют. Запутка сплошная.

   — Запутка, говоришь? А я тебе зелень за что отстегиваю? Вы тут что, на курорте  прописались? Богадельню устроили и ресторан по совместительству?

   Голос Графа гремел на всех этажах новомодного  особняка. Горничных, как ветром, сдуло. Охрана стояла навытяжку. И даже Анжелика не решилась поучаствовать в выволочке. Уроды!  Жмуры есть, а колье потеряли. 





    Гулять вечером по парку приятно и полезно. Мамочки катят коляски с младенцами, старички тихими парочками выходят на  моцион перед сном, при полном отсутствии снега, мальчишки носятся на роликах. И в этом мирном и теплом пространстве жизни, где не прижились уголовники и насильники, не хотелось думать ни о пропавшем колье, ни о проблемах цивилизации. Андрей прав: хороших людей много. И это обнадеживает. Только вот… Отчего эти хорошие люди никак не влияют на тех, кто творит политику планеты в целом? Но я ведь тоже никак не влияю… Хочу ли? Или не знаю как? Что я вообще тут делаю? Зачем я здесь?

   — Анэля? А я вас  ждал.

Марек Потоцкий поднялся со скамьи…

   — Добрый вечер, штурман.  Неожиданно.

   — Я вас ждал. Вот хотел напроситься на чай.

Он  держал в руке объемистый пакет.

   — Это нам. К чаю. Пустите?

   — Пущу.

Мы  вместе пошли к выходу из парка.






   Анэля интересная хозяйка. Не традиционная. В ее доме оказалось очень мало вещей, мебели и техники. Никаких салфеточек, никакого «уюта».  В прихожей – шкаф для верхней одежды. Комнат было три. Кухня и гостиная объединены. Никаких люстр. Только боковое освещение. Очень много живых цветов в горшках на балконе. Скорее всего, там тепло, потому что на улице зима, а балконные двери открыты настежь и многие из растений цветут.  Я беспардонно попросил показать всю квартиру. Она не смутилась, а просто открыла три двери, наблюдая за мной с улыбкой. В спальне стояла широкая и низкая кровать, застеленная однотонным пледом песочного цвета, на окне – японская штора в тех же тонах.  И больше ничего. Только очень свежий воздух и стерильная чистота, словно ремонт и мытье закончили час назад.  Вторая комната – библиотека. По всем четырем стенам от пола до потолка крепились стеллажи, уставленные книгами. Посередине жил  массивный дубовый стол, на котором в это время спали монитор и очень интересная лампа с серебристым абажуром. Кресло завершало меблировку. И опять все та же стерильная чистота. В третьей комнате, небольшой, метров в пятнадцать, оказалась кладовка со шкафами. Похоже, здесь гладили, хранили белье, одежду, в углу на белом столике приютилась швейная машина,  два стула.  Музыкальный центр стоял на полке слева от стола. Анэля гладила и слушала музыку? Окно приоткрыто, жалюзи тихо волновались от ветерка с улицы.  Я прошел в кухню и гостиную. Она была объемной для городской квартиры, метров сорок, может, больше. Кухня поднималась над поверхностью пола ступенькой и занимала очень мало места. Ева не любит готовить?  А вот гостиная делилась на две части. Одна — вполне себе  в европейском стиле, другая – в восточном с  подушками на полу. Очень странный дизайн.

   Обойдя, как кот, новую территорию и пометив ее внимательным взглядом писателя, я, наконец, напросился в ванную комнату помыть руки. Сразу же скажу – тут бы я и остался. Ванная комната метров восемнадцать, продолговатая,  имела окно почти во всю стену. Это моя давнишняя мечта. Поймал себя на том, что, мою руки и  улыбаюсь, как идиот. Мне нравился дом Анэли. Его хрустящая чистота в  аскетической  простоте. Мне очень нравилась сама Анэля. И я не готов был куда-либо ее отпускать из своей жизни. Зазвонил мобильный.

   — Марек? Где ты?

   — Мама, я же просил не звонить. У Анэли я.

   — Ой, как интересно! Ну, и как тебе?  Марек, не вздумай…

   — Мама, отбой!






   СТРАННОСТИ АНЭЛИ

                Любовь невозможно сочинить в голове. Ее дом — сердце.


   Утром мне позвонила Милочка и напросилась на чай.  Зная ее кулинарные пристрастия, я согласилась, но с уговором, что пирожки и пончики она съест сама. Какое там!

   Бывают  такие уютные и домашние женщины, которые всю жизнь что-то пекут, шьют, вяжут, моют, гладят… Одним словом – образцово показательные хозяюшки. Милочка была такой. Она приехала в Москву из глубинки, долго перебивалась с хлеба на воду, но потом дела пошли в гору, она купила в ипотеку однокомнатную квартиру в нашем доме и все свое свободное время тратила на ее обустройство. Что-то там клеила, заказывала встроенную мебель, вышивала и строчила на швейной машинке. В итоге жилье превратилось в маленький оазис, который она назвала «ловушкой для мужчин». И верно. Спустя  год появился мужчина, которого я ни разу не видела, потому что он часто ездил в командировки. Но ее все устраивало и я была за  Милочку рада. Она периодически приходила ко мне в гости со своей домашней выпечкой. Я каждый раз ласково возмущалась «для вида», но не выпить чай с этими шедеврами было выше сил. Ругала себя за безволие, но…

   — А это мы, — сообщила с порога курносая и очень миловидная барышня, очевидно под мы подразумевая подносик с чем-то ароматным, ванильно-малиновым, покрытым полупрозрачной вязанной из ниток салфеткой.

   — Доброго утра, солнышко. Что на этот раз?

   — Пирожные по новому рецепту.

Я вздохнула и мы вместе прошли в кухню, где уже был приготовлен утренний зеленый молочный улун.

   — Что я тебе расскажу, — со счастливой улыбкой сообщила Милочка.

   — Ну?

   — Меня замуж позвали!

Я не стала прятать улыбку. Она вся светилась от радости. Счастья тебе, милая…

   — За него?

   — Ой, Анэля… Я такая…  Слов не подберу!  Он в последнее время был сильно  занят,  даже подумала, что решил меня бросить. А он раздумывал. Дела доделывал.   Зато теперь  вернется на следующей неделе и мы пойдем подавать заявление.

   — Я очень за тебя рада. Правда.  Женщину любовь делает особенной. Что тебе подарить на свадьбу, Милочка.

Она испуганно замахала руками.

   — Что ты…Ничего не нужно. И так столько от тебя хорошего… Будешь моей подружкой на свадьбе?

   — Я же старая. Не очень гожусь в подружки.

   — Годишься, Анэля. Я точно знаю.  Мы тебя познакомим с его другом. Он его зазвал в свидетели. Вот и будете у нас хранителями.

Я удивленно взглянула  на нее. Хранителями? Поняла ли что сказала на самом деле?

   — Ты посиди, я сейчас.

Пошла в гардеробную и принесла ей в подарок полупальто из голубой норки. Я его не носила. А Милочке будет в самый раз.

   Она смотрела широко раскрытыми глазами на эту мягкую нежность и вдруг ни с того, ни с сего заплакала.

   — Милочка, ну что ты? Это же просто пальто. Не плач…

Но она заплакала еще сильнее и, сказав сквозь слезы какое-то невразумительное объяснение или оправдание, ушла домой, бережно  унося на вытянутых руках подарок.

   Я вернулась в кухню к слегка остывшему чаю. Посмотрела  на пирожные, аккуратно и красиво уложенные на  небольшом подносе.  Очистила мандарин, разделила на дольки и цветком из них украсила белое блюдце.

   Слезы и радость ходят рука об руку. Милочка… И просто и сложно. Не для меня, для нее самой.  Как же  трудно  выращивать  внутреннего человека, который постоянно нуждается в терпении, понимании и любви.  Но сколько бы его не поддерживали,  он все равно будет плакать от неудач, равнодушия, неуверенности в себе, в завтрашнем дне, в самой жизни. Он все равно будет плакать, пока маленький…  Как-то бабушка сказала: «Ждешь Сокола, а прилетает ворон». Да, уж…

   Телефон вернул в реальность.  Звонил штурман. То как думает сердце, сказать не умеют слова.  Он был таким возбужденно-радостным, что я решила повременить со свиданием. Не люблю быстро летящих, но предсказуемых событий. Можно многое пропустить, не заметить и опять пройти по одному и тому же кругу.  Огорчать его тоже не хотелось, поэтому я  слушала про выставку в Манеже, про  музыкальные вечера у Казимира, про планы на выходные, про…

   Наконец, мы договорились до того, что встретимся через четыре дня.

   Освободившись от  общения, я ушла дошивать кимоно. В последнее время  часто пряталась в это тихое занятие.

   По голубому шелку летали золотые птицы, белыми мазками  украшали небо облака, а по краям рукавов цвели лилии, словно соединяя мир земли с бесконечным миром неба.  Из музыкального центра тихо струилась музыка, японская флейта рассыпала серебро звуков,  сквозь жалюзи  лучик расписывал пол незнакомыми иероглифами. Это был мой мир…  Сколько  людей  может  еще пострадать, чтобы все, наконец, успокоились?  Сколько  совершиться предательств, пока найдется  другой способ  поддерживать самого себя? И вдруг я отчетливо услышала знакомый голос:

   — Если ты уйдешь от меня, я останусь совсем один.

   — Нет, — ответила я ему, —  потому что каждый раз ты станешь возвращаться снова и снова. И это будет до тех пор, пока не начнется твоя вертикаль, в которую ты войдешь после долгих-долгих хождений по горизонтали. Там мы соединимся. Там нет правых и виноватых,  встреч и расставаний. Это могло бы случиться  уже сейчас. Но ты предпочел еще один круг.




АНДРЕЙ, НАТАША И ПРИНЦЕССА


                Зло –  ошибочное направление действий



   Дни летели. Мы с Андреем работали по малым предприятиям, в которые засылались главные бухгалтеры и по четким схемам разоряли их, уводя деньги со счетов. Масштаб  потрясал. Клевали по зернышку, но в итоге собирали на знатные караваи.

   Анэля встречалась со штурманом. Он писал  роман, вдохновленный своей новой  музой. И,  похоже, готовился жениться. Его мама, звонила мне довольно часто и рассказывала, как они  провели выходные на даче, как она, наконец, успокоилась, что у ее Марека появилась достойная женщина, как она помолодела рядом с тихой и доброй Анэлей. Мне было  жаль разочаровывать весьма пожилую даму. Я ведь и с Анэлей общалась. И знала, что ее планы были далеки от банального дамского счастья.  А ведь Марека предупреждали…

   Ариадна Генриховна, неутомимая в поисках правоты и подтверждения своей правды, продолжала быть в курсе всех событий. Но иногда они говорили с Андреем о чем-то, во что я не вникала. Что-то связанное со снюсами, детьми и соцсетями.

   И вот сегодня, совершенно случайно, я заметила на столе в кабинете материалы по банде Графа. На полях были заметки, которые Андрей любил делать карандашом. Я машинально пробежала глазами страницы. Мало что поняла в деталях. Но «следствие», как оказалось, было практически завершено. Колье найдено и передано на экспертизу для подтверждения подлинности. Вот это новость! Нужно вечером его расспросить. Фигурантов было несколько.  Двоих убили только потому, что кто-то третий вмешался в разработанный план. Все обстоятельства мне были не известны, а страничек  — всего три. Додумывать не хотелось. Вечером обо всем расспрошу. Отвлек сотовый.

   — Добрый день, Наташа.

Я улыбнулась. Звонила Птичка, как сказала бы Ариадна.

   — Привет, Анэлечка.

   — Мне предстоит отъезд.  Вот, звоню попрощаться.

   — Ты планируешь вернуться?

   — Пока не знаю. Если честно, то не планирую. Но планы имеют обыкновение меняться.

   — А как же Марек?

   — Наташа, я, собственно и поэтому еще звоню. Не знаю, как сообщить ему об отъезде. Он же отправится следом. А это лишнее.

   — Так и скажи.

Она вздохнула.

   — Можно я заеду вечером?

   — Конечно. Давай часикам к восьми.


   Анэля приехала, как обычно, вовремя. Андрей должен был появиться с минуты на минуту. Очевидно, он ей расскажет про найденное колье. Если, конечно, результаты экспертизы будут положительными.

   Андрей приехал полчаса спустя, веселый, если к нему можно применить подобное слово, с бутылкой розового французского вина и моим любимым тортом с йогуртом и свежими фруктами, которые делает на заказ одна милая умелица. Мы разговаривали о том, о сем, посплетничали по поводу Ариадны и ее неутомимости. О колье не было сказано ни слова. Что бы это значило?

   — Ты летишь из Шереметьево? – Вдруг спросил Андрей.

   — Да. Завтра утром.

Я удивленно посмотрела на них обоих. Похоже, Андрей был в курсе  общих дел.  Мой муж отличался от всех мужей в этом мире, а я научилась не спрашивать. Буду ждать, когда все откроется само собой.

   — Наташа, собери меня в командировку на три дня. – Попросил он.

   — Хорошо. Она будет обычной или представительской?

   — Обычной. Только белье. И три рубашки. В синюю сумку.

   — Договорились. А когда ты летишь?

   — Завтра утром, — ответил он коротко.

«И тут заиграл  марш  «Прощание славянки», — как пошутила бы Ариадна Генриховна.

    Сотовый опять запел, но Андрей, быстро выхватил его из моих рук, и увидев номер, сбросил.

   — Если будет звонить Марек или его мама, не отвечай, пока я не уеду.

   — Слушаюсь, товарищ полковник.

Анэля  спокойно допивала свой любимый зеленый молочный улун и с большим удовольствием лакомилась тортиком, словно все происходящее к ней не имело никакого отношения.

   Перед тем, как выйти к подъехавшему такси, она передала мне сверток.

   — На память, Наташа.

Ее глаза, как будто бы стали светлее, они напоминали янтарь, с которым мы обе любили возиться на нашей общей исторической родине в Калининграде. Теплый янтарь с множеством золотых вкраплений.

   Проводив Анэлю, я вернулась в гостиную, убрала со стола, помыла посуду и пошла собирать Андрея в дорогу. Только потом развернула сверток. В нем аккуратно и по каким-то мне неизвестным законам было свернуто голубое кимоно с золотыми птицами, а по рукавам росли лилии – любимые цветы  Анэли.






   Такси  взял прямо из аэропорта Вена Швехат и уже через полчаса  выходил в центре  австрийской столицы. Оставил вещи в гостинице Austria Trend Hotel Savoyen Vienna по Ландштрассе и  отправился  в «Венский Версаль» или Бельведер.  Я  бывал здесь однажды, а память, как известно, умеет сохранять добрые чувства.

   Для справки.  Жил-был  в восемнадцатом веке австрийский полководец принц Евгений Савойский. Кажется, родом он был из Франции. Бельведер — один из самых красивых замков, выстроенных по его заказу. Он до сих пор считается жемчужиной стиля дворцового барокко  восемнадцатого века. Повод для фантазий, не правда ли?

   Остановившись у колон центрального входа, я смотрел на парк, идеально стриженный газон, фонтан, скульптурные группы, которые реставрировались и  были  в отменном состоянии. Замок строился на возвышении, поэтому отсюда, в дополнение, открывался приятный вид на город.  Медленно прогуливались туристы, снимали камеры.  Больше всех, сгрудившись в кучки, фотографировались японцы. Скоро Новый год, температура в воздухе плюс двенадцать градусов.

   Вдоль удлиненных окон первого этажа, с правой стороны, на встречу со мной шла тоненькая, как стебелек девушка. Я не отрываясь следил за плавной, узнаваемой походкой. Наверное, так ходят счастливые принцессы. В величии очень много простоты, естественности, но без благородства они тотчас превращаются в вульгарность. Я вспомнил слова Ариадны: «В этом мире все можно купить за деньги, кроме ДНК». И впервые полностью с ней согласился. На встречу со мной шла воплощенная красота, чистота и редкость. Она узнала меня, улыбнулась открыто и радостно. Передо мной стояла Анэля. Только очень юная.

   — Здравствуйте, Илона.

   — Здравствуйте, Андрей Николаевич.

   — Я привез вам поклон от Анэли. И  подарок, который она просила передать.

   — Благодарю вас. Если вы не торопитесь, то могу показать вам Вену. Моя машина на стоянке.

   — Буду рад.

Я чувствовал себя немного странно, словно попал в детство. Юная Анэля, Вена, Бельведер, прогулка…

    Мы провели замечательный день, она тоже любила Моцарта, поэзию, читала философские монографии и таила в себе нечто, к чему я так и не подобрал слова, общаясь с  Анэлей в Москве.

    Ближе к вечеру мы расстались. Я отправился к себе в гостиницу, потому что на следующий день  было назначено еще три встречи, следовало хорошо выспаться.





    Илона, вернувшись домой, прошла в спальню. Через час за ней должен был  заехать муж, они отправлялись в оперу. Приняв душ, она стала выбирать одно из вечерних  платьев и остановилась на синем из плотного японского  шелка с небольшим декольте. Потом развернула сверток и открыла плоскую шкатулку черного дерева. На темно-синем бархате, потертом  временем, лежало фамильное колье с изумрудами в обрамлении бриллиантов.

    В спальню вошел супруг.

    — Дорогая, поторопись, прошу тебя.

    — Помоги мне застегнуть колье.

Жерар защелкнул фермуар и нежно повернул за плечи лицом к себе  юную жену. Длинные загнутые ресницы бабочками взлетели вверх, свет любви, струящийся из  глаз  редкой красоты, был самой большой наградой, которую он получил в браке.




   ОТ АВТОРА

                Писатель – пожизненный ученик, который пытается  с помощью слов  рассказать о смысле бытия


   Они сидели вчетвером в уже знакомой читателю гостиной: Андрей, Марек Потоцкий, Наташа и Ариадна. Новый год – событие с детства приятное во всех отношениях. На елке дремали игрушки. Они обязательно проснутся, как только хозяева   зажгут гирлянду из лампочек. Серебристый дождик свисал с люстры так низко, что практически касался  столешницы. На празднично-белой скатерти –  парадная  сервировка, свечи в латунных канделябрах, шампанское в ведерке со льдом. С  кухни доносился аромат индейки. Рыжий кот лежал возле батареи и, прищурившись, глядел на свое обезображенное отражение в напольной вазе, собранной из кусочков битого зеркала. Обычный вечер накануне обычного летосчисления. И никакого волшебства.

   — И все-таки ты должен был сказать мне, что Анэля уезжает.

В голосе Марека были и горечь, и упрек.

   — И что бы ты сделал? Сорвал операцию?

   — А ты думаешь, что легче сорвать жизнь?

Андрей не ответил.

   — У нас еще целых два часа до нового года. – Сказала Наташа. – Расскажи нам, эту историю,  Андрей.

   — Ты же знаешь, я литературно не умею. Поэтому просто следите за сюжетом. Итак… С незапамятных времен из рода в род по женской линии Анэли передавалось колье из изумрудов. Сегодня оно имеет не только ювелирную, но и историческую ценность. Поэтому мне пришлось оформлять разрешение на вывоз. Анэля не любила помпезные  драгоценности. Колье было спрятано в шкатулке и хранилось в банковской ячейке.

    Про ее печальный дебют в соцсетях, рассказывать не буду. Пусть эту романтическую и грустную историю опишет Марек, используя материалы следствия и неистощимую фантазию писателя. Как стало понятным, бегство в Японию возникло в жизни Анэли  не на пустом месте.  Она не объясняла своих чувств, а я и не расспрашивал, потому что понимал, что с ее стороны все было  не понарошку. В ней вообще все было по-настоящему. Ты права, Наташа: не от мира сего – это точно про неё. Пришлось немало потрудиться с визами, документами, потому что в Японии, как известно, эмигрантов не жалуют. Так вот. Колье с собой она забирать не собиралась. Но должна была передать мне  его до отъезда, чтобы я по своим каналам отдал этот раритет в чистку, так как, сами понимаете, доверить это дело обычному ювелиру  — глупость.  Накануне  нашей встречи Анэля забрала  из банка домой колье, положила его с собой в  сумочку и отправилась на свою вторую квартиру, в которой много лет жила ее родственница, оставшаяся без жилья. Сын игрок.  И там  еще одна криминальная история. Марек, — обратился Андрей к приятелю, —  источник сюжетов для тебя не иссякнет. Да.  Вернемся к нашим баранам. Конечно, ошибкой было то, что встречу со мной и своим мачо она запланировала на один и тот же день. Мы должны были пересечься в метро.  Меня задержали незапланированные, но неотложные  дела  по работе и я не успел подъехать.  Позвонил ей, когда она уже ждала на Серпуховской, извинился и переиграл свидание. Она же отправилась на квартиру, где  впервые встретилась со своим мачо из соцсети. Хорошо, что у нее хватило ума не привести его в свое настоящее жилье. Они  провели вместе выходные дни.  И только  вернувшись домой, да и то через сутки, она обнаружила пропажу. Я ее спросил, как она умудрилась забыть о колье, оставленном в сумочке так надолго. Она ответила, что  встреча принесла ей  много радости, но и не меньше боли.  Марек, прости, я опущу подробности, чтобы ты не начал страдать и ревновать еще сильнее.  Итак. Анэля держала в сумочке колье два дня в одном месте и сутки – в другом.  В квартиру, где она была вдвоем с мачо, больше никто не заходил. Поэтому я сразу начал подозревать этого альфонса.   Вернувшись домой, Анэля не вынимала шкатулку из сумочки, потому что мы договорились о встрече.   Я подъехал на следующий день в назначенное время, она достала из сумочки шкатулку, я  открыл ее, чтобы посмотреть содержимое…  Колье там не было.  На тот момент, мне все было ясно. Но на следующий день, сюрпризом,  пришли сводки  по параллельному делу об убитом Шныре. И пошло–поехало. События развивались мистически быстро в следующей последовательности. Шнырь, когда понял, что к нему попал в руки раритет, решил быстро скинуть эту красоту, потому что знал, что нигде не сможет её продать. Уровень не тот. Предложил Артисту, тот показал фото  Графу, главе бандитской группировки, фото увидела и  жена боса  Анжелика. И умом тронулась. Вынь да положи ей королевское украшение.

   —  Ну, да, — съязвила Ариадна, — ария из оперы, как клево быть дворянкой.

   —  Именно, — усмехнулся Андрей. – Так вот. Я стал Анэлю теребить, кто мог быть у нее, в тот единственный день, когда она вернулась со свидания к себе домой. Никто. Разве только заходила соседка снизу с очередной порцией пирожков.  Я начал отрабатывать Милочку. И оказалось, что она вот уже два года является сожительницей Шныря. Теперь у меня было уже два подозреваемых. Знаешь, Наташа, — он улыбнулся жене, — это классно, что Анэля не написала заявление в милицию. Мне никто не мешал, а возможностей у меня побольше, чем у районных следаков. Так вот,  украла Милочка колье не со зла, а от большой любви к своему сожителю. Шнырь продул в карты Артисту большую сумму. Денег свободных у него не было, чтобы долг отдать. А жениться он Милочке обещал, потому как прижился в ее «ловушке для мужчин». Шнырь был единоличник, к общаку доступа не имел. Обносить квартиры нужно с умом, он не спешил. А Милочка, наоборот, торопилась ему помочь. Очень, уж,  замуж хотелось. Откуда могла  знать девушка из глубинки, сколько  стоит колье такого уровня? Она рассудила, что как раз хватит долг отдать.  Итак. Что мы имеем? Уже трех подозреваемых. Мачо из провинции, Милочка-невеста, Шнырь-домушник.

   Артист тоже решил себе наварить и подменить пару изумрудов на зеленые фианиты.  И встречу со Шнырем  назначил. Но Шнырь пошел в отказ. А вот почему? Теперь это останется тайной. Я думаю, что он понял — за колье можно взять  больше, чем ему посулил Артист. Жадность его погубила. Артист псих и отморозок.  Шныря завалил. Колье отобрал и отнес к ювелиру. А тот, не будь дураком, доложил Графу, потому как понимал, что если афера вскроется, и ему самому несдобровать. Я немного опоздал. Пока забирал колье у ювелира, Артисту по поручению Графа шею сломали за обман. Ну, а дальше вы все знаете. Возни с документами было много. Но теперь Анэля свободна от функций охранника. Колье перешло по наследству, поменяв место жительства и страну.  Ему не впервой путешествовать по свету.

   — Погоди, — Наташа сморщила лоб, — а Милочку взяли?

   — Естественно. Теперь сядет. Вот тебе и замуж.

   — А Анэля знает?

   — Да. И вот, что интересно. Мистика какая-то. Когда я рассказывал ей эту историю, она ничему не удивилась и только в самом конце разговора сказала, что ей очень жаль Милочку. Будто знала все наперед. Еще сказала, что у человека может быть четыре мотива для совершения преступления: страх, месть, зависть и алчность. Необычная у нас подружка? Дело было открыто без ее заявления по фактам двух убийств, а колье пошло паровозиком в процессе следствия. Вот такая история под Новый год.

   Молчание в гостиной затянулось. Марек, казалось, вообще потерял интерес ко всей этой уголовщине. Он тосковал по исчезнувшей Анэле, но старался не распространять личное страдание на всю компанию. Андрей спокойно чистил мандарин. Ариадна всем своим видом говорила: «Кто был прав? Анэлечка нуждалась в защите с самого начала!»

   — Где она? – Все-таки не выдержал Марек. – Ты мне друг или так?

   — Где? Сейчас или вообще?

   — Сейчас.

Андрей посмотрел на часы:

   — Знаешь, дружище, сегодня на рейс ты  опоздал, а вот завтра экипаж будет в дым! Ты не боишься?

В глазах Марека зажглись огоньки охотника.

   — Ну?

   — Сейчас Анэля в Доминикане. Лети!

   — Ой, ребята, — Наташа посмотрела на часы, — пора провожать старый год!
Наступал 2020 … Или 7528…





   И СНОВА ПРОГУЛКИ ПО АЛЛЕЯМ ВРЕМЕНИ


                Любовь и нежность реальны и  в подтверждении не нуждаются.



   Звезды опустились так низко, что стало очевидным: катастрофы уже не избежать. В руинах древнего замка, уничтоженного конвульсиями умирающей планеты, стояли двое. Мужчина, запахнувшись в темно-лиловый плащ, сосредоточено смотрел в небо. 

   — И что сообщил тебе Великий Дракон?

Он перевел взгляд на женщину, одетую в полупрозрачную золотую тунику. Обруч с огромным лунного цвета кристаллом сдерживал темно-каштановые волосы. Её руки обнимали голубой жезл в форме лилии.

   — Он пригрозил, что придет за мной в момент перехода. И тогда я увижу, кто он на самом деле.

Фрэй опустил голову.

   — Ну, что же…, — в его голосе слышались терпение и сострадание, — в этот миг он тоже увидит тебя истинной. Постарайся не дать ему ослепнуть.  Прояви милосердие.

Она улыбнулась.

   — Я постараюсь…

© Copyright: Эва Гринн,

     (Детективная новогодняя история войны и мира)


    Завтрак припозднился, потому как  сюжет нового романа захватывал и не отпускал. Писать требовалось  пока пишется. Но голод скулил под ложечкой беспризорным котом.   Перерыв.  Отправив компьютер в сон,  она  вышла из кабинета  за незамысловатым завтраком холостяка. Но отвлек телефон. Редактор предлагал незамедлительно снять вопросы. Пришлось  проговорить с  полчаса. Потом позвонила подруга, которая долго  планировала вслух предстоящие новогодние  каникулы.  Вернулась к роману только через час,  оседлала кресло  у компьютерного стола,  в одной руке держа бутерброд с докторской колбасой, в другой –  именную чашку с какао, на которой  золотым вензелем по голубому полю значилось: Ирма.

    Колбаса была розовой, ароматной и пахла, как в  детстве: пищевая промышленность виртуозно улучшала  вкусовые  добавки.  Недовольно сморщилась, глядя на быстро образующуюся пенку в чашке,  и мизинцем  щелкнула клавишей. Компьютер взбодрился, открыл рабочий стол и заурчал чуть громче.  Отыскала мышкой  файл «Пароли».  Нашла нужный  и… Очки сползли  на самый кончик носа…  Как  в сказке, прямо на ее глазах, пароль от входа в соцсеть  стал   меняться  на другой. Вместо букв и цифр возникло слово: «Искушение». Ирма бросила бутерброд на блюдце и в тихом шоке уставилась в  экран, как будто из него вот-вот должен был  вынырнуть либо дравид, либо средневековый рыцарь, либо дракон в  переливах кобальтовых тонов. Прошло несколько минут. Ничего не случалось. Никто не показывался.  Может быть вирус? Просканировала компьютер. Две «охранные» программы утверждали: «Угроз нет».  Она отправилась в соцсеть. Со словом «Искушение» не пропустили.  Общежитие с названием «В контакте» легко не сдавалось. Вернувшись назад,  Ирма задумалась. Старый пароль наизусть не помнила. Поэтому смело нажав на удаление странички с вопросом: «Сохранить?» — Решительно ответила: «Нет!». Волшебный пароль «Искушение» сгинул в небытие, обнажив  прежний нетронутым.  Дела… Так что же это было накануне Нового года? Неужели то самое, сказочное?

   Продолжать сочинять  текст  нового романа уже не хотелось. Наверное,  муза,  не менее любопытная, чем  Ирма, полетела вслед за компьютерно-сказочным приключением.  Сама писательница  тоже незамедлительно побежала бы  следом, но …  Как?  Оставалось позавтракать остывающим какао и  все еще аппетитно выглядевшим бутербродом с докторской колбасой. 


   Несколько дней было тихо. Но где-то там, на втором плане, который называют женской интуицией, она чувствовала, что в ее компьютере поселился Некто. Это не пугало, но раздражало.  Как известно, незваный гость – хуже оккупанта. Ноут, в котором хранилась вся ценная информация, был для хакера совершенно недоступен. А вот комп? К нему  до кучи,  добавлялись  четыре сотовых телефона, оснащенных по полной… 

  Она просмотрела все свои файлы,  разбросанные на рабочем столе.  Здесь  лежала пыль Мерлина. Сколько лет в них никто не заглядывал?  И вдруг, к вящему ужасу, Ирма  нашла  папку со сканами личных документов, в том числе и паспорта. Стало  очевидным: нужно что-то срочно предпринимать.

   Следователь в районном отделении милиции был  человеком мало эмоциональным и последовательным. Он с интересом  разглядывал   даму, которая рассказывала ему новогоднюю сказку про вскрытый хакером компьютер и утечку личной информации.

   — Пишите заявление.

Спокойно глядя поверх очков, он протянул листок бумаги и ручку.

   — Точно укажите, копии каких именно документов могли быть скопированы хакером.

Ирма, используя весь свой писательский навык, четко, но образно изложила ситуацию. Валерий Сергеевич, так звали следователя, внимательно прочел текст, улыбнулся впервые за их  встречу, и чуть насмешливо добавил:

   — А вы и впрямь – писатель. Будем проверять. А компьютер  наш сотрудник обследует. Когда удобно?

   — Сейчас.

  Он попросил ее выйти в коридор, а сам с кем-то долго разговаривал по телефону. Сквозь закрытую дверь она слышала  глухое: «Бу-бу-бу…». Потом дверь открылась и он сообщил:

   — Вам позвонят.




    И точно. Позвонили  на следующий день.

    В квартиру вошел мужчина средних лет, среднего роста, средней комплекции. Один из тех, кого, встретив на улице во второй раз, не узнаешь или просто не обратишь внимания. И куртка на нем была серая и костюм серый, только тоном потемнее.

   — Ботинки можно не снимать, —  сказала Ирма после тщательной проверки удостоверения.

   — Куда  пройти?

   — Ваш пациент здесь, — она жестом показала  комнату, в которой обретался оккупированный  компьютер.

Глеб, так звали спеца, окинул взглядом комнату, а потом опять вернулся к наружным шкафам, где дремали белые новые провода на фоне древней масляной краски ядовито-зеленого цвета. Скорее всего, шкафы не перекрашивали  со времен революции. Вернувшись назад, он сел за компьютерный стол и попросил Ирму его не отвлекать.

   Любопытство и любознательность – профессиональные качества любого писателя, даже вполне заурядного. Сколько раз, забывая о собственной безопасности, пишущие встревали в ситуации весьма неординарные.  Но это не обучало и не останавливало. В поисках сюжета, интересных фактов, в желании изучать людей, жизнь, взаимосвязь  и последовательность событий, они подвергали себя риску, даже  не думая об этом. Ирма была готова на все, чтобы наблюдая за работой  спеца  поживиться новой информацией.  Она уже не думала о раздражении, нарушенном личном пространстве, ей было интересно само расследование. Дух охотника за фактами, чтобы потом описать их в романе или рассказе,  разгорался в ее воображении не на шутку.

    — Как интересно, — Глеб обернулся в сторону открытой двери в комнату спустя пару часов.

    — Да?

Ирма влетела к нему, радуясь даже самой малой возможности  поучаствовать в раскопках.

   — У вашего маньяка весьма любопытный характер. Предсказуемый. Любитель эффектов, так сказать, с синдромом цирковой лошади. Рисуется, как все истероиды.  Но, как все маньяки, предпочитает это делать кулуарно.  Противоречие – его слабость.

Она вытаращила глаза. Маньяк? Виртуальный? Истероид? Как интересно!

   — А давайте я вас чаем напою. У меня слоенные язычки есть и докторская колбаса.

   — А давайте, — Глеб улыбнулся, — я вам еще кое-что расскажу.





   — Маньяки сраму не имут, — сказал Глеб отхлебывая черный чай с ароматом бергамота.

   — О, это я хорошо знаю, — поддакнула Ирма, нарезая колбасу тонкими кружочками и аккуратно выкладывая её на белый хлеб с маслом.

   — Это откуда такие познания в психиатрии? – Глеб вопросительно сузил глаза.

Она мельком взглянула на него, но не спешила отвечать.

   Может быть, от горячего чая, а может быть, оттого, что его тут прикормили и обогрели, спец выглядел почти счастливым. Бутерброды тоже появились на тарелочке с золотым ободком весьма кстати, а ,уж, слоенные язычки, посыпанные сахарной пудрой, завершили гостеприимный кулинарный беспредел.

   Ирма ждала, когда мужчина насытится  и станет готовым к беседе. Глеб же думал: стоит или не стоит рассказывать даме то, что обнаружил в ее домашнем компе. Он в который раз озадачился, но не находил ответа на вопрос:  почему порядочные и добрые люди попадают в лапы ко всякой дряни? И почему эти отморозки не переводятся, а множатся и множатся, как грязь в отхожих местах? Ну, да, именно потому, что сраму не имут… И еще потому, что душа чернее сажи. А еще… Еще он думал, что наступает время, когда все выглядит как перевертыш. Чистое и хорошее обмазывают грязью, грязь восхваляют, как добродетель, откровенную мерзость рядят в красивые и лживые наряды, да морочат голову, не умеющим думать самостоятельно. Все кругом нацелено на то, чтобы люди разучились думать… Насмотрелся он подлости нечеловеческой за время работы… Ох, насмотрелся…

   Ирма тоже молчала, прихлебывая из чашки с вензелем слегка остывший чай. Молчала и думала о том, что писатели чем-то похожи на детективов-программистов, потому что по жизни тоже занимаются раскопками того, на что обычные люди и внимания не обратят. Какой-то обмылок прицепился к ней… Разве что?..  Она тряхнула головой, отгоняя прилипшую мысль… Среди ее окружения их было всего трое. Именно таких: истероидов с повадками маньяков в кулуарном исполнении. То ли злоба грызла  изнутри, то ли зависть, то ли страх… Кто их разберет? Нужно будет Соньке посоветовать написать книгу про лечение интернет-маньяков. Она улыбнулась, вспомнив подругу. Чтобы та сказала? И вдруг рассмеялась. Глеб посмотрел на нее с интересом. С чего бы веселится? Поводов-то нет.

   — Анекдот вспомнили? –  спросил отодвигая пустую тарелку в сторону.

   — Да вот думаю, что за гадость завелась у меня в рабочем инструменте.  Ноут – это, действительно, серьезно. Там материал ой-ой.  Но к нему доступа нет. Знаете, сегодняшний беспредел дисциплинирует.  А комп, бедный, трудится на моем писательском поприще с утра до вечера, вот и  докопались до бедолаги. Жаль мне его. Сами понимаете, соратник, можно сказать, робот домашний. Он у меня пустой почти. Только папку с документами забыла удалить вовремя. Поэтому и сдалась в ваши охраняющие руки. Да и то – раньше нужно было. Я же понимала, что вокруг эта нежить  кружит. Все надеялась, что одумается. Но вы правы – такие сраму не имут. Живут вне человеческой морали, хоть и стремятся предстать перед всеми борцами за  идеалы. А идеалы-то липовые.

   — Знаете, Ирма, вас кто-то боготворит до ненависти. Еще в детстве слышал поговорку: «Есть – убил бы, а нет – купил бы».

   — О, — засмеялась она, — таких вокруг изобилие. Сейчас вообще очень редко можно встретить человеческое отношение к  самым близким, а к дальним – тем более.

И вдруг огорошила вопросом:

   — Глеб, это фишинг? Тот самый однообразный кошмаринг от недоумков-вымогателей?

Он внимательно посмотрел в лицо  женщине, которая удивляла.  Надо же?

   — Теперь пришла моя очередь вас хвалить. Вы и впрямь – умница.  Да, фишинг, но не только.

   — Так и думала. А вы знаете, что отличает психически больных людей от здоровых?

   — Догадываюсь. А вы?

   — Их не остановить. Они находят в этих садистских играх особое удовольствие.

   — А вам нравятся сумасшедшие гении? — Спросил он вдруг вполне серьезно.

Она ответила не сразу. Немного подумала и уверенным голосом сказала:

   — Теперь нет. Они забирают радость  жизни, как дементоры от Гарри Поттера. Знаете, моя подруга – врач. Добрый и отзывчивый человек, которую долгое время доканывает один из так называемых «пациентов». Он себя больным не считает, как, впрочем, многие из них.  Мне  ее жалко, потому что именно по доброте душевной она не торопится  дать ему сдачи. А надо бы. Иногда после встряски мозга ведь что-то меняется. Я слышала, что некоторые даже выздоравливают. Хотя в выздоровление этого экземпляра я не верю. Скорее всего он отыщет следующую ступеньку падения.

Глеб улыбнулся. Ирма ему нравилась.

  — Он не может остановиться. И мне пришлось спросить ее, зачем она так терпеливо себя ведет?

  — И что же вы получили в ответ?

  — То, что люди маньяческого склада провоцируют своих жертв, порой, неосознанно. Их больной мозг так мыслит и чувствует.  А потом добавила:  это всего лишь вызов благоразумию врача.  Но я-то не врач. И миндальничать не собираюсь. Меня его мысленные конвульсии не вдохновляют. Не остановится – посажу.

   — А знаете что, Ирма, я приглашаю Вас в субботу на концерт.

Она посмотрела на него с любопытством. И Глеб вдруг отчетливо понял, чем  так зацепила его эта женщина: она никогда не будет принадлежать никому, если не полюбит по-настоящему. А такие любят не раз в квартал, как сегодня принято. Самоуверенная, насмешливая, сильная, умная… Попавшая в руки полному… Товарищ майор, будьте гуманнее, давайте без резких выражений. Карфаген должен быть разрушен. И он его разрушит.


Ирма писала в электронный дневник. Не то, чтобы это вошло в ежедневную привычку, ей так легче думалось.  История с хакерами и забавляла, и возмущала. Злила  их предсказуемой  волчьей алчностью, желанием сорвать любым способом не ими заработанное. Выводили из себя  бандитские способы сбора информации. Да и многое другое. Все-таки она терпеть не могла тьму в  ее подлых проявлениях.  А забавляло?  Ограниченность мышления, которую они в себе не осознавали. Стремление отбирать чужое любыми способами —  очень сужает кругозор. Это похоже на то, как лось, наметив  цель, идет к ней, сшибая рогами все, что растет по бокам. Он просто не замечает ни кустов, ни мелких деревьев… Рвется напролом. Не от непобедимой жажды разрушений. Просто от такого внутреннего устроения. Но в жизни человеческой ломать  — не лучший способ наладить дипломатические отношения с реальностью. Разрушители  не обучены ни договариваться, ни строить. Всех умений хватает только на поломать, с корнем вырвать и о последствиях забыть. Ирма в который раз упрекнула себя в том, что, не закончив  юридический факультет, сбежала в литературный институт. Что может исправить ее писанина? Как повлиять на бездумие виртуальных бандитов?  Они же книжек не читают и призывов к очеловечиванию не слушают. Сонька…  Та бы пожалела, поохала. Ей по штату положено  за убогими с душевно-мозговой изломанностью  надзирать. Врачи и маньяков считают  проблемным  отклонением от нормы и пытаются спасать их от них же самих. Наивные…  Но она, Ирма, на этот бред не поддастся. С попустительства добреньких расплодилось столько обессмыслено пустых жизней. Как там? Пошить костюм с отливом и в Ялту? Вот-вот. Какие нехитрые желания. А как выживать остальным, на которых эти обмылки охотятся? Поддерживает одна лишь вера в то, что рано или поздно скачок в сознании человечества все-таки произойдет. И тогда даже  не гуманоиды на Земле станут жить без страха перед «величием» гуманоидов.  Растения, животные, рыбы, птицы да не сгинут с лица земли до этого времени! Они по-настоящему страдают оттого, что    их  используют, а не любят. Эксплуататоры во все века не берегут эксплуатируемых. И последствия душевного вандализма их не волнуют. Ирма вспомнила, как писала рассказ о брошенной на даче собаке, потому что та ослабела от старости и хозяева решили не тратить деньги на укол в ветлечебнице или неудобные  похороны в городе. Она снова ощутила глубокое, не проходящее чувство  вины за «человечность» в бесчеловечном исполнении. Вымрем, как мамонты, если не станем людьми.  Было стыдно за штампы: даже в дневнике делать подобное не желательно. Конечно, комп не редактор. Стерпит и возбухать не станет. Но уговоры писательскую совесть не смягчили. И она по обыкновению правила саму себя, словно готовила дневниковые записи к изданию. Смешно!

   Спустя час, изрядно выговорившись, — блоки все стерпят —  Ирма позвонила Глебу.

   — Доброго дня. Докладываю, товарищ майор, ваша защита работает. Никаких фантасмагорий! А вот с телефонами – облом.  Да, поняла, не захожу никуда, только звоню. Есть отдать все телефоны на проверку!

   Обиженная бандитами дама улыбнулась: весьма приятно сидеть за бруствером из айтишников. Как-то бодрит!

   Никогда не знаешь, где и с кем познакомишься. Было бы счастье, да несчастье помогло. Глеб проявился в ее жизни именно благодаря аферам мошенников, прикормившихся в сети.  А  сегодня уже суббота, вечерний концерт и передача телефонов в качестве улик для изучения. Покупать пятый айфон, как-то не комильфо. Но, скорее всего,  придется. Непонятно, когда вернут те, что изымают.

   Подошла к входу театра Сатиры и сразу увидела пунктуального майора. Вот и правильно, что пришла в джинсах и украсила себя только новыми пиджаком и сумочкой. Он был точно таким же, как в первый день знакомства: серым и незаметным. По крайней мере, внешнего диссонанса не будет.

   — Привет! Что сегодня лицезреем?

   — Привет! Кошмар на улице Лурсин.

   — А то нам в жизни кошмаров не хватает.

Ирма не скрывала хорошего настроения, но этот зануда даже не удостоил ответом.

   В фойе сверкало весело и празднично, люди торопились  быстро раздеться, потому что первый звонок уже предупредил: пора в зал! Глеб забрал у Ирмы пальто, сдал  в гардероб вместе со своей курткой и потащил отыскивать их места в партере. Чудак он! Но забавный. Она никак не могла отнестись серьезно ни к его званию, ни к тому чем он занимался. Ей казалось, что мошенников в сети становилось все больше и больше. И возникал вопрос: почему не удается остановить пугающую тенденцию? Ведь в реальной жизни как-то научились справляться с бандитами.

   Спектакль и впрямь удался веселым да к тому же  с детективным уклоном. Прямо как в жизни Ирмы: и смех, и слезы. А сам Ланглюме чем-то напомнил одного из маньяков в её истории с фишингом. Одним словом, французский водевиль в русской интерпретации. Извилистый сюжет сквозь тонированное стекло личных иллюзий, юмор пуганых ворон – прикольное сочетание   и тут, и там.


 Ирма  иногда хранила на ресурсах Проза.ру и Стихи.ру некоторые из своих произведений. Было обещано соблюдение авторского права и она этому верила. Но хакер-инкогнито начал создавать фейковые странички и здесь. Если она не обращала на них внимания и не шла в гости по ссылке, то эти же странички тут же исчезали. То ли хакер  был начинающим, а, может быть, просто не понимал, с кем имел дело, рассчитывая на писательскую рассеянность и невнимание? Как сказал  майор Глеб?

   — Устанавливаем. Может сидеть в Сибири и портить людям жизнь.

Конечно, может. А мотив? Обязательно должен быть мотив. Деньги? Если он не полный  идиот, то давно понял бы, исследовав ее компьютер, что денег он в нем не найдет никогда. Так же, как и компрометирующую ее информацию. Вопрос: чего он хочет? Если не денег и не информации, которую, опять же можно продать за деньги, то что? Издергать? Вряд ли. Он бы лучше потратил свое время на поиски более лакомых кусков. Месть?  Тогда, это, скорее всего, женщина. Какой-то слишком бабский почерк. Мелочно-кусачий, иезуитски провинциальный. Вопрос вопросов. Либо это пацан, который только осваивает фишинг? Мстящие любовники отменяются по причине их отсутствия. Нет… Все-таки остается маньяк… Или маньячка…

   Ирма решила позвонить Соньке и рассказать все, как есть. Она предполагала, что та затеет душеспасительную беседу. Но это вечное тихое радостное спокойствие, в котором пребывала подруга-докторша, действовало, как лекарство. Ирма в трудных случаях всегда прописывала себе флакончик успокоительного «Соня».

   Она уселась на ласковую плюшевую подстилку дивана, спиной прислонилась к подушке, включила боковой свет и … Телефон запел сам.

   — Да, Сонь. Привет! Я только что собиралась тебе звонить. Как ты?

Голосом-бальзамом, предназначенным лечить  трудно заживающие ранения промурлыкали:

   — Привет, как  поживаешь, любимая радость моя?

И тут Ирма почувствовала, как у нее что-то защипало в носу, в горле, а потом само собой вдруг выступили слезы, злые, колючие. Она смахнула их туго сжатым кулачком, стараясь ответить без опоздания:

   — Как всегда, замечательно! А ты?

   — Зеленый лук развожу на подоконнике с помощью водяных пузыриков…

Конечно! Больше в этой жизни и заняться нечем! Только в пузырики играть!

   — И как? Разводится?

   — Ты знаешь, такой лохматенький, зеленый, как ирокез у молодого индейца.

Ирма решила запомнить про ирокез. Авось пригодится когда-нибудь для прозы.

   — И это все? А кроме лука, который косит под индейца, есть хоть что-то в твоей богатой событиями жизни?

    — Скоро  Крещение. Вот собираемся к проруби.

    — Сонь, ты что рехнулась? И не думай даже. Я к тебе в больницу ходить не буду, когда уляжешься на койку с пневмонией.

    — Я за компанию. Медсестры наши молодые собрались. Там отец Николай служит. Его черед по расписанию. И мне радостно с ними побыть.

Ага, и лук с собой захвати на закуску после сугрева. Вот ведь послал Бог подругу. Внутреннее ворчание не угомонялось. Но плакать она расхотела. Все-таки Сонька очень эффективное лекарство.

   — Ирочка, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Опять это дурацкое Ирочка вместо шикарного — Ирма!

   — Вообще-то хочу. Но ты сразу же начнешь мне говорить всякую ерунду про милосердие, принятие. Я слушать все твои глупости уже не могу. Жду подсказки вполне обычной, из реального мира реальных людей и взаимоотношений. Вот скажи, маньяки это, действительно, опасно? Или больше придумывают?

Она ответила сразу и не раздумывая:

   — Да. Если ты серьезно, то очень опасно. А почему спросила?

   — Хорошо. Тогда второй вопрос: как определить мотив маньяка?

Пауза затянулась…

   — В двух словах не скажешь. Подобное поведение – это аномалия, в некотором смысле цикличность. Но мотивы могут различаться и довольно сильно.

   — А если маньяк проявляет настойчивость и храбрость?

   — Настойчивость понятна. –  Соня никогда не торопилась, рассуждая вслух. —  А храбрость? Вообще-то маньяки не храбрецы. Не любят света софитов, если пользоваться твоими метафорами, скрытны. Но в их решительной смелости можно разглядеть мотив: это обезумевший страх.

Словно сковородкой по голове. Всегда так… Ирма выдохнула… Так значит, это именно тот человек, который по каким-то причинам боится её? Теплее…  Она знает что-то такое или у нее есть в предметном варианте нечто, что сводит его с ума?…  Боязнь раскрытия?  Необходимость контроля за ней с целью обезопасить себя? Информация,  как личное жизнесохранение?

    — Алло… Ты куда пропала?

    — Сонь, я не пропала. Просто ты попала в точку. Кажется, что в точку.

    — Ирочка, а ты не хотела бы со мной съездить на Крещение в гости к батюшке?

Только этого не хватало! Но сама не зная почему, вдруг ответила:

    — Хорошо, поедем.


Утром Ирма заехала в Колобовский переулок, чтобы забрать Соньку, которая позвала её с собой  к «проруби». Странное это занятие – в ледяную воду  нырять зимой. Как объясняла Сонька, Христос вошел в воды Иордана и  собой освятил всю воду на земле. А значит,  стой себе под душем и здоровей. В прорубь-то зачем? Но из любви к  подруге Ирма терпела её православные  странности.

   Та набрала с собой три пятилитровые фляжки для воды, сумки с полотенцами и подарками для батюшки. Еле донесли до машины в четыре руки.

   — Сонь, вроде как Новый год и Рождество закончились, а ты все Дедом Морозом работаешь?

   — Да у меня не получилось встретиться с отцом Николаем на праздниках. Он служил и  был занят. А сегодня, если ты захочешь, мы можем его довезти обратно до монастыря.

   — А долго ждать? У меня дела.

   — Если тебе некогда, то уедешь. Я вызову такси.

   Такси… Ирма в который раз подумала, что подруга вьет из нее веревки. Никогда ничему не сопротивляется, еще и поблагодарит, если откажут. Счастливый характер.  В тех случаях, когда Ирма лезла в драку, Сонька просила прощения, даже если была ни в чем не виновата.

   Река жила близко,  сразу за городом. В эту зиму лед не встал. Поэтому «прорубь» звучало весьма условно.  Доехали быстро. Народу собралось немного, человек тридцать. Похоже, что большая часть уже побывала в воде, переоделась и согревалась горячим чаем из термосов.

   По новым, сколоченным к празднику Крещения деревянным ступенькам, в воду заходила молодая женщина с девочкой на руках. Ирма ахнула, хорошо, что тихо, не в полный голос.

   — Совсем ума лишилась. Куда органы опеки смотрят?

Соня не ответила. Пошла к батюшке под благословение и осталась стоять среди обступивших его  прихожан.

   Ирма внимательно всматривалась в лицо отца Николая, но на некотором расстоянии, близко решила не подходить. Она  старалась запомнить каждую черточку. Пригодится для какого-нибудь очередного романа. На вид батюшке было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Он не худ и не упитан. Достаточно высок, с хорошим и ровным цветом лица, без желтизны и изнуренности. Одежда, которую Сонька называла облачением, смотрелась органично, возможно, потому, что была подобрана по размеру. А, может быть, просто шла ему? Он не выглядел улыбчивым, но и строгим не казался. Ирма пыталась подобрать слово, которое исчерпывало бы первое впечатление. В мыслях постоянно пробегало —  «ровный». Да, именно так. Ровный. Или выровненный. Неспешная речь, неторопливые движения, внимательный взгляд…  Максимальное выражение радости, которое он себе позволял, – улыбка. Но она была особенной… Про такую пишут: озаряющая. Руки  вели себя спокойно, он не жестикулировал, не размахивал ими в разные стороны, короче, не помогал себе, как это делают эмоциональные  итальянцы.  Глядя на отца Николая, Ирма ощущала покой.  Интеллект? Да, присутствовал несомненно… Ораторские возможности?  Говорил он мало и  больше слушал. Монах  не отстранялся от людей, но   дистанция ощущалась. И ровность… Необычно…

   Писательница тряхнула головой, пытаясь освободиться от гипноза неизвестных и странно воздействующих энергий. Женщина с девочкой уже переоделись. Малышка, раскрасневшаяся, в розовой шубке и белых валеночках с удовольствием пила дымящийся чай и радостно  улыбалась. Ее мама стояла рядом и подливала в маленькую кружку горячее молоко… Какое-то путешествие в иную реальность…  Нарочно не придумаешь…

   Ирма чувствовала себя довольно странно. Она словно вынырнула из пространства, взбаламученного  хакером, майором Глебом, неустройством. Там шла охота и жизнь дымилась в испарениях преступлений и наказаний. А тут, на реке, обретался покой, тишина, радость на лицах людей… И батюшка… В какой-то момент она поняла, что все пространство кружится именно вокруг него. Выйди за границу и опять попадешь туда, где нужно работать локтями, расталкивая остальных, чтобы выжить. А тут, как в охраняемой зоне. Сонька что-то говорила про благодать. Интересное слово. Нужно посмотреть в Википедии.

   Час на реке  пролетел незаметно. Они втроем возвращались в город на машине Ирмы,  до такси дело не дошло.  Сонька попросила подругу рассказать отцу Николаю свою историю. От руля не сбежишь… А, собственно,  почему бы и не рассказать? И она во всех подробностях, словно репетируя вслух сюжет нового романа, поведала монаху эту  стрёмную историю. Батюшка слушал внимательно. Он не мешал рассказу, не комментировал, не задал ни одного вопроса.

   Подъехав к монастырю и выгрузив содержимое багажника, Ирма решила помочь  Соньке донести подарки. Они втроем зашли на территорию монастыря. Тот же  покой, который жил  на реке, словно обнял  за плечи. Город шумел за кирпичной высокой стеной, а тут особенно тихо и … благодатно. До конца не понимая,  что означает это слово,  внутренней писательской интуицией Ирма поняла, что именно оно и подходит к описанию незнакомого доселе пространства. Точно попадает в цель.

   — Ирина, — батюшка обратился к ней перед тем, как уйти. – Вы не слишком огорчайтесь, если  кто-то злоумышлял против вас. Вот увидите, Господь все устроит. Это не столько вам урок, сколько  ему, обидчику вашему. Посмотрите на  происходящее с другой стороны: бывает, что нас командируют в жизнь другого человека для того, чтобы он с вашей помощью что-то понял.  И ради этого приходится  пострадать. В каком-то смысле – это жертвенный подвиг  вашей души. А вот как он использует полученный опыт, какие выводы сделает для себя, глядя на вас, попавшую под колеса его страстей, —  это вопрос вопросов. Вы все сделали, что могли, пострадав невинно. Теперь его черед – отвечать перед Богом. Простите и молитесь за него.

И благословив их с Сонькой, переступил порог и прикрыл за собой дверь, на которой значилось: «Братский корпус».




   — Глеб?

Ирма обрадовалась, что телефон снова заработал. Все утро она провозилась со шнурами, выясняя,  аккумулятор вышел из строя или  умерла зарядка. Пожалев деньги на пятый айфон, она решила реанимировать побывавшего в море, но пролеченного старого друга. Телефон, вышедший на пенсию, прятался от писательской неуёмности в дальнем углу ящика компьютерного стола. И, по началу, был весьма недоволен возвратом к службе. Но, кажется, смирился и начал трудиться.

   — Да, я. Вы чем заняты сегодня вечером?

Очень хотелось ответить, что ничем. Но она обещала заехать к Соньке. Подруга, овдовев очень давно, неожиданно для всех вышла замуж год назад. Муж  летал по командировкам. И Ирма предпочитала свои набеги в его отсутствие.

   — Я занята именно сегодня и именно вечером, — сказала она неохотно. – Как мои дела?  Вы знаете, Глеб, кажется, мне угрожают. В соцсети пишут всякую хрень, сплетни за спиной, посты размещают на своих страничках, словно в ответ на мои. Схватишь паранойю и не заметишь как.

   — Мы все видим. И фейковые странички, сотворенные специально под вас и галиматью, которой вас пытаются донимать. Не читайте и не тратьте свои нервы. Удаляйте в черный список при первом же подозрении. Кого нужно оставить, мы скажем. Ирма, просто живите и радуйтесь. Мы у вас за спиной.

   — И еще, знаете, кажется, и друзьям моим достается.

   — Всех мы не спасем. – Глеб явно улыбнулся. – Но результаты вас очень удивят. Не всякий, кто другом себя называет – друг. Вы же писатель и психологию людей знаете не хуже меня.

   — Да, уж, лучше бы была стоматологом.

   — Ну, чем это лучше? Там свои тараканы. Я вам буду звонить. Телефоны пока вернуть не можем. Файлы МФЦ восстановлены.  Хорошо, что в компе не оказалось ссылок на другие ваши счета. Вы не расслабляйтесь. Все храните в ноуте. И никуда его с собой не таскайте.

   — Да, уж… Подумать страшно. Хорошо, Глеб, я все поняла. Теперь  храню  в бумажном варианте. И больше гаджетам не доверяю.

   — Ну, Ирма, давайте без фанатизма.

Отбой… Глеб был надежным. Это главное. Поэтому она могла спокойно заняться тем, что происходило с ней самой в последние дни.

   Зачем она ехала к Соньке? Поговорить. Что-то поменялось внутри после  Крещения. Нет, конечно, верующими так быстро не становятся, но… Почему внутри ноет под ложечкой? Что особенного сказал ей отец Николай? Да ничего! Она сама зрелый и опытный в жизни человек… Но ныло. Так бывает, когда тебе показывают: почувствуй разницу. На одной стороне пространства пляшут хакеры, адепты демонического мира пугают, обвиняют, требуют, провоцируют, издеваются… И не понимают, что невооруженным взглядом видны, как насильники и воры.  А на другой стороне пространства спокойный и ровный отец Николай, Сонька,  ее большая и очень крепкая семья, где один за всех и все за одного… У них какие-то свои праздники, эзопов язык, непонятный простым смертным, купания эти зимние… Может быть, с ее душой, с душой Ирмы, происходит какое-то внутреннее распятие? За две руки между светом и тьмой? Но у души рук нет… Наверное, нет… Писательская привычка в поиске точных слов…


   Теплая Сонька, в клетчатых домашних тапочках и синем домашнем платье в белый горошек, украшенным каким-то патриархальным  воротничком с  кружавчиками. Ни тебе туфель на шпильке, ни макияжа под ночные улицы окраин Парижа. Пахнет в доме компотом из сухофруктов и простой выпечкой. Кошка и чихуашка, довольные жизнью, живут на одном диване в обнимку. А ведь был арабо-израильский конфликт. Ругались друг с другом — шерсть летела. Незаметно ужились, подружились. Сейчас вскочили и вьются возле ног – гостя приветствуют.   В горшках на подоконнике – лето в январе. Цветет все, что вообще умеет цвести.

   Достаточно одной минуты, чтобы понять: здесь можно спрятаться и вылечиться от картечной дроби  неприятностей, что беснуются за дверью. И как ей, подруге, это удается?

   — Ты мой руки шариком, он такой чудесный! Мне пациентка подарила. Для особых случаев берегу.

   «Особый случай» крутил в руках маленький мылкий мячик с тонким ароматом фиалок и чувствовал, как  кожа на руках расправляется и  начинает дышать, словно после глицерина.

   — Я для тебя кексики с изюмом напекла, как ты любишь. Но могу супчиком накормить из цветной капусты и куриной котлеткой. Будешь?

   — Сонь, а у тебя есть квашеная капуста?

   — А как же?

Подруга извлекла из холодильника веселую желтую кастрюльку в цветочек. Как же любила Ирма эту нехитрую Сонькину закуску. Сколько раз пыталась сотворить нечто похожее. Как бы ни так!

    — И котлету давай. Супчик не  буду.

И зачем Сонька вышла замуж? Что ей не жилось?  Конечно, Андрей – человек хороший, надежный. Они с Глебом в этом смысле похожи. Но ведь Сонька настолько сама выровнена и самодостаточна…

    Котлета мягкая, с большим количеством провернутого лука – пышная… Компот, как в детстве, кексы… Ирма была готова заурчать. Куда там ее бутербродам с докторской колбасой…



   — А теперь выкладывай.

Сонька села на большой диван. На Ирму  глядели ласковые глаза — темный янтарь с золотыми блестками… Доброта материнская… Всепонимающая и всепрощающая… И Ирма разревелась. Подруга  подошла к ней, обняла и стала молча гладить по голове. Ни одного слова не проронив, лечебным молчанием и какой-то особой нежностью она потихоньку остановила слезный водопад.  Ирма пришла в себя. Она рассказала, как долго ее мучают в сетях, как она не может дописать роман, хотя сроки поджимают,но  она им всем покажет, пусть знают наших!..

   — Не устала толкаться локтями? – спросила ее Соня.

   — А ты предлагаешь сдаться?

   — Ирма, ну кому сдаваться? О чем ты? Виртуальный мир, виртуальные герои, нереальные аккаунты, придуманное счастье и горе. Писательский мир может свести с ума, если не понимать разницу между мечтами, фантазиями и реальностью.

   — Помнишь, что сказал отец Николай?

   — Конечно, помню. Он пригласил тебя в совершенно иной мир. Туда, где люди не издеваются, не травят друг друга.  А учатся любить. Не словами. Что слова? Любовь — это всегда поступки. Любовь никогда не причиняет боль. Просто пойми это. И если ты встречаешься с любой разновидностью боли в твою сторону – это не про любовь. Это про болезнь. Помнишь? Цитирую: «Сказать можно все, что угодно. Не всему же нужно верить». Пусть говорят о тебе, что угодно. Они , говорящие, сами обижены, сами измучены если не другими, то самими собой. Пусть сводят сплетни за твоей спиной. Будь выше всего этого, шли им лучики любви, а потом забудь. – Соня улыбнулась. – Я сегодня цитирую все, что только могу вспомнить. А то скажешь, что поучаю.

   — Поучай, — грустно отозвалась Ирма. – В реальности получается, что я заигралась в весь этот виртуальный морок. Знаешь, Сонь, из меня радость выпили.

   — Вот видишь! Ты же сама все понимаешь.

   — Слушай, вчера написала стихи в поддержку одного паренька. Похоже, ему тоже достается. Так представляешь, даже в этом усмотрели повод для осуждения.

   — Все?

   — Нет, ну, конечно, не все. Мой сенсей рецензией отозвался. Не о стихах, обо мне. И потеплело.

   — Так вот и оставь в своей жизни пока тех, с кем радуешься. Нельзя в израненном состоянии больных и битых тянуть. И им не поможешь и сама сломаешься. Ты выздоравливай сначала.

   Она подошла к книжной полке и достала в зеленом переплете  небольшого формата сборник.

   — Почитаешь?

Ирма прочла: «Путь ко спасению». Феофан Затворник.


 Десять раз за день, встретившись с доброкачественной и злокачественной агрессией в метро, в магазине и в подъезде собственного дома, Ирма  словно вспомнила:  деструктивное поведение обитает не только в виртуальном пространстве. Она с удивлением отметила, что до некоторого времени вообще не обращала внимания на поведение других людей. Кричат и кричат себе. Толкнули…  И что? Наступили на ногу и не извинились? И ладно…  Но, вдруг, откуда ни возьмись, сама очутилась в плену у  гиперчувствительности. С чего бы?

   Странный человек ехал с ней в лифте. Огромный, плохо вымытый и грозный. Он вышел этажом ниже, встал в лестничном пролете и замер, так никуда и не позвонив. Можно было предположить, что у него  в кармане лежала связка ключей. Но  открывать ими дверь он не торопился. Ирма сквозняком прошмыгнула к себе, закрыла входную дверь сразу на два врезных замка. А потом услышала тяжелые шаги, поднимавшегося по лестнице великана. Она посмотрела в глазок на двери. Здоровяк шел к ее квартире. И… Пальцем зажал глазок. Любительница детективов отпрянула назад, с ужасом уставившись на ручку, которую явно пытались провернуть со стороны лестничной площадки.

   — Глеб, крикнула она в полный голос, — вызывай полицию, нам вскрывают дверь!

Конечно, никакого Глеба в квартире не было, но ведь кого-то нужно было позвать на помощь. На площадке за дверью все стихло, потом послышались быстрые удаляющиеся шаги, гул вызванного лифта.  Спустя десять минут полной тишины Ирма потихоньку приоткрыла дверь: глазок залеплен жвачкой, а замок снаружи  испачкан какой-то белой массой. Жуть с ружьем!

    Быстро вернувшись в квартиру, она сбросила сапожки, снова произвела все манипуляции с замками и вынула из сумки сотовый. Майор был вне доступа.  Почему, когда мужчина действительно нужен, его, как правило, не оказывается рядом?  Еще раз набрала номер – результат тот же. Сонька? Как всегда, в стремных ситуациях, всплывало в памяти имя волшебницы-подруги. Нет. Не стоит ее волновать по пустякам. Телефон зазвонил сам:

    — Ирочка, привет! У тебя все в порядке?

    — Сонь, ты все-таки ясновидящая.

И Ирма рассказала подруге, что произошло.

    — Никуда не выходи. Я буду у тебя через час.

    — Сонь, я Глеба дождусь. Ты не паникуй. И потом в одно и то же место дважды не стреляют.  До связи.

    —  В субботу возвращается Андрюша из очередной командировки. – Спокойно сказала подруга, словно не слышала ни одного протестного слова. —  Продержимся. Скорее всего, мы тебя заберем к себе.  А сейчас, если будет хоть намек на угрозу,  тут же вызывай полицию.  Жди. Я приеду ровно через час с ночевкой.

    —  А твои зверюшки?

    —  Оставлю корм и воду. До завтра с ними ничего не случится. И не спорь.




    Ночь прошла без приключений. Утром  Сонька ушла на работу.  Ирма осталась дома, твердо пообещав никуда не выходить.

    Серию статей, которые она обязалась написать в течение двух недель, требовалось отдать в редакцию еще вчера. Ни одна из них не была написана. Не потому что надоело творить по заказу, в конце концов у каждого профессионала наступает период усталости от ремесла, а потому что прежнее понимание того как устроен мир никуда не делось,  новое же  казалось туманным и призрачным, но не отброшенным за ненадобностью. А как писать изнутри мерцающего состояния? Вот, например, новомодное слово «абьюзер» — красивое и в некотором роде фонетически инопланетное. Требовалась статья на эту тему. Но та суть, что скрывалась за ним, известна от сотворения мира. «Абьюзер» в переводе на русский язык – это  такой человек, который позволяет себе совершать насилие, выходя за допустимые рамки поведения. Сегодня мы сталкиваемся с подобным практически ежедневно.  Другое дело, что отношение к этому явлению  у каждого человека своё. И потому всякий раз, когда она начинала писать статью про абьюзеров, снова и снова приходила к исходной точке – к личному выбору.  Как ни крути, как не пытайся умствовать, но он существовал… Предать или нет, простить или мстить, любить или ненавидеть, доверять или подозревать…  И нашим и вашим категорически не получалось. Это было не про максимализм, как она думала раньше. Новое мировосприятие больше походило на осознанность и взрослость. На выбор света или тьмы. Серый тон ей больше не подходил. Ластик  Мёбиуса стирал привычный взгляд на мир. Все написанные статьи про толерантность, принятие, свободу личности и далее,  туманили  главное: перед каждым человеком раз и навсегда ставился выбор. Налево пойдешь… Направо пойдешь… Конечно, можно лгать, этого сейчас навалом. Конечно, можно списывать на незнание, на незрелость, да на что угодно… Но выбор жил и плевать ему хотелось на изощренность человеческого ума и адвокатские хитросплетения, придуманные лишь для того, чтобы запутать и увести в небытие. Выбор возникал  каждую минуту, складывался в дни, месяцы, годы, в жизнь. И по конечному результату определял путь здесь и в вечности.

   Ну, вот, опять… В который раз  ушла от темы… Итак,  абьюзер – это…  В каком-то смысле  —  Иудушка Головлев… А дальше-то что? Люди в, подавляющем большинстве, вряд ли изберут его для подражания. Но…

   Запел скайп…

   На экране возник нетленный образ зам.зав. редакцией. И началось! Ирма безответно слушала про то, как она виновата в развале Римской империи и землетрясениях на островах Тихого океана в доледниковый период. Список ее личных провинностей был настолько обширным, что запоминать его в хронологической последовательности означало  —  выучить историю, начиная с  кайнозойской эры.

   — Когда? –  Грохотал голос босса-Зевса…

   — Завтра, —  успокаивала его  Ирма, не доверяя самой себе…

Наконец, громы и молнии стихли на какое-то время…

   Белизна в ворде напоминала долгожданный снег потерявшейся зимы и ждала мыслей зашифрованных в буквы…  Именно сейчас можно было писать откровенную ерунду или ту правду, к которой не все готовы в том числе и зам. зав… И она выбрала…



 Ну и день… Ждала снега, думала, что полугодовое межсезонье влияет на голову шефа. Снег, наконец,  выпал, а голова на место не встала.

   Ирма кровожадно разглядывала большую палку, которой зам.зав ездил по шторам то раздвигая их, то сдвигая. «Ростом не вышел», —  ехидничали подчиненные. Вот бы по башке этой палкой! Что он так орет? Аж, уши в трубочку!

   — Вы себе отдаете отчет в том, что мне тут понаписали? Хотите, чтобы нас уволили и заодно журнал прикрыли? Вы давно исповедуете фашистскую идеологию? Я догадывался, что весь этот ваш феминизм ничем здоровым не кончится…

   — «О, если б я знал, что смерть этой птицы причинит тебе горе,
 я съел бы её целиком»… – Процитировала она себе под нос монолог кота от Жака Превера.

   — Что-что? Бормотанье, а не членораздельная речь всегда выливается в безответственную статью!

Дальше  слушать не обязательно, дабы не совершить преступления, убийства, например.  Выпуская пар, Сергей Сергеевич бегал   кругами.  Пока он их  нарезал серпантином слов вокруг  нервно ожидавшей конца шоу  Ирмы, той  можно было не суетиться. Включаться  потребуется, когда замолчит. И что его прорвало? Ничего особенного она не сказала. Попыталась назвать вещи своими именами. Исключительно в рамках свободы слова.  Если мир захлебывается в насилии, то это нужно как-то исправлять.  Отмена смертной казни ухудшила ситуацию, значит, ее нужно возвращать в особо тяжких случаях.  Она невесело усмехнулась, представив реакцию подруги… Да, уж… О её свирепости  Сонька, похоже, догадывалась, но предложение о возобновлении смертной казни  для тихого доктора явно ассоциировалось бы с Армагеддоном.

   Ситуацию,  на короткое время,  спас начальник отдела по работе с молодежью. Он притащил какие-то папки, файлы, говорил о согласовании, «утрясании, уминании»  (и что там еще?)…  Тыкал пальцем в небо и, понижая голос, шипел, что главный их в порошок сотрет, если… Прямо по «Тройке» Стругацких. Надо бы перечитать.

   — Срочно в номер! – рявкнул зам. зав. Вернул все материалы по молодежи  представителю молодежи и только потом  снова уставился  на притихшую Ирму.  – Так вот: мало того, что вы самочинно сдвинули все  сроки, еще и не весь перечень статей закончили. В итоге в номер пускать нечего. Мне что прикажете делать?  Рекламу чая выкладывать по сорок пятому разу?

   — Знаете, что, Сергей Сергеевич, даже обидно, что вы постоянно напоминаете о свободах, а сами…

   — Что сами? – Перебил ее передразнивающий тенор  с элементами издевки. – Надо же понимать, в какое время живем! Надо же представлять с какими трудностями имеем дело! Вы что вообразили, что можно за одно столетие пережить три революции и процветать? Страну пожалейте, если меня вам не жалко.

Дождалась! Загнул! Это он – ей! Это она страну не жалеет! Демагог! Палка  стояла в метре от Ирмы… Только бы удержаться! С большим внутренним  усилием взяла себя в руки и протянула Сергею Сергеевичу экземпляр следующей статьи.

   — А это что? Мой инфаркт?! Или пощадите?

   — Это из подмосковной теплицы об урожае огурцов.

   — И что у нас с урожаем?!

   — Стабильно.

   — Оставьте все, что принесли. Я вас вызову. И не вздумайте убегать из редакции. Сидите и работайте.

   — Есть!

Ирма резко вышла из кабинета пока тот не передумал. Секретарь Лена Степина поливала цветы.

   — Я, уж, собиралась вызывать спецназ.

   — Обошлись своими силами.

   — Ирмочка, не бери в голову. Первый раз, что ли?

   — Когда-нибудь он станет последним. Слушай, Лен, убери из кабинета палку. Очень волнует. Прямо так и хочется…

Не окончив фразы «свободный» журналист вылетела в коридор…

   Внутри все клокотало. Подруга называла это вспыльчивостью. Ирма терпеть не могла унизительно позорное качество своего характера: профессиональный журналист должен быть  всегда ровен и слегка циничен. А она только что собиралась прихлопнуть палкой для штор Сергея Сергеевича. Ей, будто в реальности, во всех подробностях виделся его большой портрет в фойе с траурной лентой, цветы и некролог, который, наверняка заставят писать её же. И тут она расстарается, используя весь свой неукротимый талант. Это не про огурцы в теплицах писать!  Все зарыдают от силы эпитетов, которыми она наградит своего шефа! То, что к моменту написания некролога полиция захочет иметь преступного журналиста в камере предварительного заключения, ей как-то не приходило в голову.  Она мстительно сочиняла текст, не упуская самой невзрачной  детали из их совместных мучений по службе.

   Нервно выхватив из пачки сигарету, Ирма вышла на улицу прямо в пиджаке, не накинув пальто. Сырой и промозглый ветер довольно быстро остудил спину и пыл. Телефон!.. Как же хорошо без него!

   — Это Глеб.

   — Я догадалась. Товарищ майор, сейчас и вам достанется! Мне нужна была помощь, но до вас невозможно дозвониться. Меня, можно сказать, чуть не прикончили в собственной квартире.

   — Что? – Ошарашенный голос Глеба не лукавил.

И ей пришлось во всех подробностях рассказывать о своем приключении.

   — Идиот, отпетый идиот, — отозвался следователь голосом,  полным растерянности.   — Все дело в том, что это мой добровольный помощник.  Необходимо было отбыть по службе из города и я оставил его приглядывать за вами. Простите, перестарался.

   — В следующий раз выбирайте себе помощников ростом поменьше и весом поубористей.  Вашу глыбу частного сыска видно с орбитальной станции, а не только в ста шагах от наблюдаемого.

   — Ирма, у меня для вас есть хорошие новости. Мы вычислили маньяка.

Она вяло поблагодарила Глеба, потому что вся энергия выданная на этот день как-то разом улетучилась. Такое случается, когда не контролируешь  эмоции. Единственное желание – поспать –  исполнить  в ближайшие часы не удастся, потому как за ней осталась последняя заказанная зам.зав. статья о психологических особенностях мошенников. Авантюрный склад ума не всегда подарок судьбы.

   Она медленно, нога за ногу, потащилась в кабинет…


  Как-то неожиданно быстро определился конец этой мистической истории, в которой компьютер, сведенный с ума хакером, стал причиной изменений в личной жизни целой группы людей.

    В старину на Руси спрашивали: «К добру или к худу?» Как тут ответить? Наверное, поживем – посмотрим…  Может быть, в этой точке закончится круг событий, похожих на сказку, а, может быть, только начнутся новые приключения? Жизнь покажет.

    Глеб и Ирма шли по влажному асфальту набережной. Утки, непонятно откуда взявшиеся в московском  феврале, ворчливо крякая, перекрыли им дорогу.  Они будто напоминали людям: пора кормить. И, конечно, получили свое. Батон, предназначенный для ужина и завтрака, был щедро отдан в птичью столовую.

   — Сонька в курсе моих проблем в инете, — рассказывала Глебу Ирма, отщипывая небольшие кусочки мякиша и кидая их толстому селезню, — она как-то очень спокойно отнеслась к мучительной для меня ситуации, будто знала, что весь виртуальный фейк не что иное, как пинок, полученный мной для серьезных изменений в жизни. Вы знаете, что она мне советует?

   — Откуда мне знать, Ирма?

   — Сделать писательский перерыв и отправиться в командировку на Алтай с кедрами пообниматься. Говорит полегчает… Вот обдумываю.

   — А она с вами поехать не хочет?

   — Нет. У нее муж – синхронный переводчик с японского. Летает туда-сюда. Видятся редко. Она свою жизнь подстраивает теперь под его расписание.

   — А почему только теперь?

   — Так она же замуж вышла всего год назад. Я не понимаю смысла в этом странном браке. Было похоже на побег от чего-то или кого-то… Да какая теперь разница? Я ее спрашивала тогда, зачем? Она сказала, что это замужество было нужно ему намного больше, чем ей.

   — И все?

   — И все. А дальше – уход в сторону при каждом новом вопросе. Иногда  я думаю, что внутри нее живет тайна, в которую двери закрыты абсолютно всем. Вот, посмотрите.

Она вынула из сумочки журнал с эмблемой змеи и чаши — медицинский. Открыла на середине и протянула Глебу.

   — Читайте!

Он увидел абзац подчеркнутый простым карандашом:

» — Почему мы не можем дать человеку ту любовь, о которой он нас просит?   
  — Потому что мы отдаем только то, что в нас есть.  Мы – разные и чувствуем по-разному.  Попытка   дать то,  чего в нас нет,  превращается   в обман.
  — Обман?   Любовь же есть.
  — Но она ведь не та, о которой он нас просит. Не так ли? Разве  любовь можно подвести под    стандарт?
  — И что же делать?
  — А вы как думаете?».

 Стряхнув с ладоней крошки, Ирма повернулась к Глебу:

   — Вот такая она, моя Сонька. Не надоела бабская галиматья?

   — Вас бы ко мне внештатным слушателем  на допрос. Вот там галиматья высшего пилотажа.  А то, о чем вы рассказываете – новое и в каком-то смысле сказочное что ли.

   Глеб и Ирма  направились в сторону Крымского моста. Он думал о том, что работа, отнимавшая у него все время, сужала жизненный кругозор. Вещи, о которых рассказывала писательница, казались ему не совсем понятными да и странными.  А Ирма размышляла о том, что этот «серенький» с виду следователь повлиял на ее представление о правоохранительных органах: похоже, не все там солдофоны и взяточники. А есть те, которым не наплевать на проблемы рядовых граждан. И это грело…

   — Странная у вас подруга, — наконец, нарушил молчание Глеб.

   — Да, странная… От слова странница. Мне иногда кажется, что она села не на тот космический экспресс и зарулила к нам совершенно случайно. Сидит и ждет возвращения, а попутно ирокез у лука выращивает и от себя отщипывает кусочки ради общего блага. Вы правы – странная. Когда я кипятилась в связи с этой компьютерной историей и хотела порвать хакера на мелкие кусочки да развеять по ветру,  она мне спокойно так, будто мимоходом, сказала: «- А  ты все пытаешься бесов перевоспитывать? Это так же бессмысленно, как носить воду в ведре с пробитым дном».

Глеб даже приостановился. Ну и ну…

   — Еще процитировать?

И он, неожиданно для себя попросил:

   — Да, если можно.

   — Конечно, можно. Она говорит, что дело не в том, кто прав, а кто пребывает в заблуждении. Дело в самой истине, которая не нуждается в подтверждении и вполне себе может обойтись без людей.  А вот люди без нее могут ли? Да много чего она говорит между кормлением кошки и собаки, умыванием цветов, вытиранием пыли… Иногда мне хочется дать ей по голове чем-нибудь не слишком травматическим, а, порой, просто сесть рядом и послушать тишину этой странной нездешней души. Такие вот дела, товарищ майор.

   — Ирма, я вас провожу до дома?

Она затянула паузу. Словно решала для себя: отношения могут стать центром ее жизни и отменить все до того значимое или нет?  Для нее важным оставалось «нет».

   — А вы что собственно делаете в данный момент, Глеб?

   — Кажется, я за вами ухаживаю.

Ну, спасибо тебе, хакер, за не планируемую услугу.

   — Какое старомодное, но приятное словосочетание. Хорошо. Провожайте.



   Утром Ирма сидела в редакции и писала два текста: заявление  на очередной отпуск не использованный с 2015 года и объявление о продаже…

   Получалось смешно: «Продается компьютер с маньяком внутри»…





«Как в темную и глубокую ночь дует какой-нибудь жестокий ветер и приводит в движение, смятение и сотрясение все растения и семена: так и человек,… пребывая в ночи и во тьме, страшно дующим ветром греха приводится в колебание, сотрясение и движение; у него в смятении вся природа, душа, помыслы его и ум… (преп. Макарий Великий. Духовные беседы. 2:4).

© Copyright: Эва Гринн